Пошел я в драмкружок, в Дом пионеров, с 7-го класса. И тут началась у меня тяга к совершению всяких антиобщественных поступков. Был у меня приятель, сын директора библиотеки Вильнюсского университета. Юра, звали его Гуля всегда почему-то, Гуля. И вот мы с Гулей занялись таким интересным делом — мы воровали цветы. Единственное, кого мы не трогали, — это сад человека, который выводил разные новые сорта. Его мы никогда не трогали. Мы достигли в этом фантастического совершенства. Вершиной было два поступка. Первый поступок: накануне какого-то школьного вечера я поссорился со своей подружкой — Леной Чистяковой. У нее одна нога была короче другой после полиомиелита. Мы с ней очень дружили, все думали, что у нас роман. А я приходил к ней — мы шли гулять. Она на свидание в одну сторону, я в другую, потом стыкуемся, и я ее сдаю родителям. Очень дружили, и помню, у них был такой домик, сад, под окнами стоял стол для пинг-понга, и мы под оперетты играли в настольный теннис, я тогда наизусть знал огромное количество оперетт. Она очень любила оперетты, проигрыватель стоял на окне, пластинки крутились, а мы играли в пинг-понг. И вот я ее чем-то обидел, мы поссорились, и я думаю: как-то надо извиниться. И мы с Гулей на площади Ленина, напротив КГБ, где в середине постоянно ходил милиционер вокруг памятника, с задней стороны, по-пластунски, с садовыми ножницами, вырезали 56 роз. На следующий день был школьный вечер. И вот когда между танцами пауза, девочки у одной стены, мальчики у другой сидят, Гуля ногой открыл дверь, и я с этим букетом через весь зал прошел, Ленке к ногам это все бросил, встал на колени и сказал: «Прости меня, пожалуйста, я тебе нахамил», развернулся и ушел.
Надо сказать, что это так подействовало на общественное мнение, что это стало первым серьезным наблюдением моим за жизнью социума. Ни на следующий день, никогда после, даже после того как я закончил школу, вечернюю уже, — ни один учитель, ни один школьник, даже одноклассник, ни разу, никаким образом не упоминал при мне это событие. И я тогда задумался: оказывается, можно совершить действие, которое будет как бы забыто, причем всеми. На следующий день я пришел к Ленке домой, и наша дружба продолжалась. И она ничего не сказала, самое интересное, об этом. Вот не было этого, не было. Вообще с цветами много интересных историй. Я был влюблен в одну девочку старше себя в драмкружке. Она так снисходительно ко мне относилась. А жила она в таком доме, что вот так дом, а вот так горка, т. е. с горки до ее окна было метров пять. Это уже была поздняя весна, тепло, и ночью мы вырезали пионы около Дома дружбы с зарубежными странами. Но мы все делали культурно — всегда у нас с собой были ножнички, мы ничего не ломали. И я ей в окно спальни через форточку накидал штук тридцать цветов. На следующей репетиции я ждал, естественно, реакции… «Это ты?» — «Может быть…» — гордо ответил я. Все. Это меня очень тоже… почему?