Еще несколько часов выпавший снег будет оставаться чистым и белым, но вскоре копоть московских дровяных печей и дымовых труб промышленных предприятий сделает его таким же грязным и отвратительным, как то, что происходит внутри этого здания.
— Мы принадлежим к числу немногих привилегированных лиц, кому позволено войти через этот главный вход, — похвастался Петров Михаилу, когда они быстро шли по направлению к входу в главное здание, где находился большой барельеф Карла Маркса. — Только руководство пользуется этой дверью, остальной штат — шестью боковыми входами.
Михаил пристально вглядывался в лицо отца. На генерале Петрове было форменное шерстяное пальто с черным воротником, его некогда густые темные волосы теперь поредели и поседели, глубокие морщины избороздили лицо. Но Петров оставался таким же честолюбивым, как и прежде, и по-прежнему был полон решимости помочь Михаилу достичь еще более высокого положения в иерархии КГБ, чем он сам.
Он использовал все свое влияние, чтобы Михаила приняли в школу КГБ. Раны, полученные им в Афганистане, означали, что он никогда не сможет стать космонавтом, — мечта, которую он лелеял много лет, разрушилась.
В полевом госпитале в Афганистане Михаил несколько дней находился между жизнью и смертью, так как и в без того тяжелые раны попала инфекция, и у него были сломаны четыре ребра и правая нога.
Он понял тогда, что никогда не сможет стать космонавтом, и не хотел жить. Зачем? Жизнь была такой же грязной, как снег, который лежал сейчас на улицах Москвы, и он не хотел участвовать в ней. Ракета, сбившая его МИГ, уничтожила нечто большее, чем его тело, — она убила его душу.
Когда у него произошла остановка сердца, разгневанная женщина врач возвратила его к жизни. Она с возмущением кричала на него:
— Живи, живи! Ты должен жить! Ты — советский герой!
Тело не послушалось его разума и исцелилось. Он находился сейчас в самом невообразимом для себя месте — в штаб-квартире КГБ. Но он почти ничего не чувствовал в эти дни, словно принял сильное анестезирующее средство и потерял способность что-либо ощущать. Так было спокойнее.
У входа в здание Михаил с каменным лицом протянул свой разовый пропуск дежурному, который несколько минут его рассматривал, затем проставил время. Михаил знал, что дежурные расставлены по всему зданию через каждые двадцать метров. Каждый проверяющий будет проставлять часы и минуты, отметят и время ухода. Никакого необъяснимого интервала не допускалось в установленной системе обеспечения безопасности, работающей как часы.
— Ага, — приговаривал отец каждый раз, когда они проходили очередной контрольно-пропускной пункт, — ага…