— Мне нужно прогуляться, — сказал он Петрову.
Как слепой, брел он по проспекту Маркса по направлению к площади Свердлова, его обгоняли прохожие, в основном работники Кремля, но Михаил не видел их. Снегопад усилился, опушил его ресницы и оставлял металлический привкус на губах.
С содроганием Михаил вспомнил другой снегопад во время обвала. В тот день его жизнь изменилась навсегда. Возможно, ему следовало умереть тогда. Как хорошо было бы сейчас ни о чем не думать и быть свободным от выполнения этих невозможных требований.
— Михаил! — кто-то окликнул его. Вздрогнув, он обернулся и увидел Георгия Казакова, своего старого товарища по училищу имени Фрунзе.
— Михаил, старый пес! Где ты был? Подожди… подожди меня!
Водка. Национальная русская выпивка, обезболивающее средство миллионов, и Михаил превысил свою дневную норму, когда они с Георгием колесили по барам, обмениваясь военными историями. К вечеру, подкрепившись украинским борщом и сациви — блюдом из цыпленка, приправленного грецкими орехами, они с Георгием взяли такси и очутились перед Большим театром.
Массивные белые колонны театра, увенчанные четырьмя вставшими на дыбы конями, запряженными в колесницу Аполлона, видны с любой точки площади Свердлова.
— Давай зайдем и подыщем себе хорошеньких, молоденьких балеринок, — предложил капитан Георгий Казаков, уже сильно пьяный. — Вот чего я хочу — крепкозадых танцовщиц.
Он весело ткнул Михаила в бок.
— Сейчас? — засмеялся Михаил. Он был почти также пьян.
— Да, да, а почему бы не сейчас? Мы посмотрим, как они танцуют и показывают свои ножки. Женщину! Дайте мне женщину! А потом, — добавил Георгий, искоса глядя на товарища, — мы пройдем за кулисы и познакомимся с самыми хорошенькими. Как тебе нравится моя идея, майор Сандовский, мой добрый друг?
Сегодня вечером давали «Пахиту» и «Корсара».
Прекрасные юные тела мелькали в воздухе, выполняя изысканные поддержки, вращения и жете. Красно-золотой интерьер Большого театра с его многоярусными ложами, покрытыми позолотой колоннами, золоченым растительным орнаментом, огромной люстрой над головой способен поразить даже трезвого зрителя, а если смотреть пьяными затуманенными глазами, все видится в теплом розовом свете. Здесь когда-то танцевала Надя, мать Михаила.
Михаил не мог отвести глаз от одной балерины, стройной, пылкой девушки с длинной изящной шеей, чьи руки и удлиненные ноги создавали грациозные арабески. Ее блестящие светлые волосы с пробором посередине, зачесанные назад, открывали лицо с миндалевидными таинственными глазами.
— Видишь кого-нибудь? — несколько раз спрашивал Георгий во время аплодисментов, слегка подталкивая локтем Михаила. — Женщин, которые тебе нравятся? Знаешь, что говорят о балеринах?..