Герои-сородичи горе оплакивали,
гибель конунга, и некая старица там причитала, простоволосая выла над Беовульфом,
плакала старая и погребальную песню пела о том, что страшное время близится—
смерть, грабежи и битвы бесславные.
(Беовульф, 3148–3155)
…они простились с умершим конунгом, восславив подвиги и мощь державца и мудромыслие,—
так подобает людям, любившим вождя при жизни, хвалить, как прежде,
и чтить правителя, когда он покинул юдоль земную!
(Беовульф, 3172–3177).
В сжатом виде здесь пересказано содержание плача — прославление Беовульфа, которое ведется в двух планах: рассказ о его прошлых подвигах и характеристика его выдающихся качеств («слава»); предсказание будущих несчастий, на которые обречено племя после гибели героя. Хотя плач по своей сущности — рассказ о настоящем, «эмоциональный отклик» на настоящее21, в нем присутствует и повествовательный элемент: как случилось то, что произошло, и что произойдет в будущем в результате случившегося. Повествовательные элементы более подробно разработаны в речи гонца, несущего весть о смерти героя. Начиная обращение к геатам, гонец сразу вводит их в ситуацию:
Возлег сегодня на ложе смерти владыка ведеров,
гаут всевластный…
(Беовульф, 2900–2901).
Затем он переходит к характеристике того будущего, которое ожидает геатов: полнокровной исполненной героическим величием жизнью в прошлом и горестным прозябанием, последовавшим за ней. В плаче, как и в речи гонца, и в элегиях особое значение имеют вневременные мотивы: описание доли-судьбы, горя, смерти, разлуки и их противопоставление былому. Однако в «Беовульфе» это противопоставление основано не на индивидуальной судьбе героя, как в элегиях, а на судьбе племени: прежде геаты жили счастливо, спокойно, не тревожимые воинственными соседями. Будущее же племени печально: погиб король, который был надежным защитником племени, и оно обречено на гибель в борьбе со шведами.
Непосредственную связь элегий и плачей обнаруживает эпизод поэмы «Беовульф», который часто причисляется к героическим элегиям, — повествование о последнем оставшемся в живых воине когда-то могучего племени. Обладая всеми структурными элементами элегии, что было отмечено выше, этот эпизод расценивается самим рассказчиком поэмы как плач:
Ждут нас войны и кровомщение, едва о смерти правителя нашего узнают фризы, франки услышат.
Так в одиночестве и днем и ночью,
живой, он оплакивал племя сгинувшее…
(Беовульф, 2266–2267)
(Беовульф, 2910–2913).
Это краткое вступление дает толчок к длительному отступлению, повествующему об истоках вражды геатов и шведов, ее перипетиях и завершении. Заключение речи гонца содержит красочное противопоставление недавнего прошлого геатов (счастливого и радостного) их будущему (лишенные короля, они погибнут в войне со шведами):