– Сейчас будет,
матушка, – ответил кто-то из послушниц. – Побежала к себе таблетку принять.
Голова, говорит, разболелась.
– Да и мне бы не
мешало, – поморщилась игуменья. – Такое в атмосфере творится, что ни одна
здоровая голова не выдержит. Прямо разламывается на части… Сходи, принеси из
тумбочки мое лекарство.
Келейница поднялась
и, поклонившись, быстро вышла из трапезной.
Почему-то никто не
обратил внимания на любимицу матушки Адрианы – кошку Марго, которая, как
обычно, растянулась на подоконнике и мирно дремала, ожидая, когда ее хозяйка
снова пойдет к себе, чтобы там продолжить свою сладкую дрему. Никто не заметил,
как она неслышно подошла к столу и запрыгнула туда, где обычно сидела Ангелина.
А потом, дотянувшись до стола, передними лапками вдруг опрокинула на пол
тарелочку с кашей. И, спрыгнув, сразу убежала из комнаты на двор.
– Ах ты,
проказница, – с укоризной покачала головой игуменья, не ожидая такой выходки от
своей любимицы. – Что еще за фокусы? Что за чудеса?
Послушница,
сидевшая рядом, немедленно собрала с пола остатки еды и переставила тарелочку,
где должна была сидеть по-прежнему отсутствовавшая Надежда. Когда с кухни
возвратилась Ангелина и принялась за еду, она и не заметила, что ела кашу со
смертельно ядовитой добавкой.
– А где? – тихо
спросила она соседку, кивнув туда, где по-прежнему не было Надежды. Та не
успела ответить, как Надежда появилась в дверях трапезной и, попросив прощения
у настоятельницы, села за стол. Доев без всякого аппетита суп – головная боль
не утихала, она принялась за грибную кашу, запивая ее теплым отваром. Ангелина
не спускала с нее глаз, ожидая, когда начнутся первые признаки смертельного
отравления: сильные внутренние боли, судороги, галлюцинации, потеря сознания.
Однако та сидела спокойно, ничем не обнаруживая присутствие в своем организме
яда.
Трапеза
закончилась, но все оставались сидеть, слушая, по заведенному в монастыре правилу,
духовное наставление одного из святых отцов. Наконец, насельницы поднялись,
чтобы совершить благодарение Господу, и тут Ангелина ощутила в себе то, что
ожидала от сидевшей напротив Надежды: нарастающую боль в желудке, переходящую в
нестерпимое жжение.
– Матушка, мне…
что-то…
Ангелина не
договорила и, схватившись за горло, опрометью бросилась к себе, пытаясь на ходу
освободить желудок от яда, разливавшегося с каждой секундой по всему телу,
сковывая его нарастающими судорогами. Забежав, она упала на кушетку, взвыв
страшным голосом. Потом вскочила и, цепляясь за все, переворачивая стулья,
упала на пол, истошно крича: