С верою жить –
больно,
С верою жить –
чудно,
Если вокруг колья,
Если тебе трудно.
Вера – она терпит,
Вера любить учит,
Даже когда треплят
Или когда мучат.
Вера живет кротко,
Пламень страстей
тушит,
Даже когда кто-то
Плюнет тебе в душу…
«Почему я никогда
не нуждалась в Боге? – продолжала думать Вера, вчитываясь и вчитываясь в написанные
мелким почерком строчки. – Почему кто-то без этой веры не может жить, а я могу.
Вернее, могла… Почему мы с Надей такие похожие и такие непохожие? Ведь из одной
утробы матери, одним молоком вскормлены, в одной семье воспитанные, ни в чем не
знали отказа, а такие разные?».
Вера вдруг
вспомнила, как их, еще маленьких двойняшек, которыми восхищались все друзья и
знакомые родителей, мама приводила в церковь, когда они еще жили в глухой провинции.
Они обе – и Вера, и Надежда – удивленно озирались по сторонам, ощущая себя в
неком сказочном царстве: настолько тут все было красиво, торжественно, хотя и
просто, скромно. Приятно пахло ладаном, свежими просфорками, восковыми
свечками. Девочки просили дать им по маленькой свечке, чтобы зажечь и поставить
самим на огромный подсвечник в центре храма, но старушка, стоявшая у свечного
ящика, выбирала им большие, толстые восковые свечи и, зажигая их, поддерживала
детские ручонки, чтобы те не уронили.
– Пусть горят, пока
не подрастете, – ласково улыбалась она, – а когда станете взрослыми – сами
будете ставить.
«Почему я все это
забыла? – думала Вера, глядя сейчас на светящийся перед ней огарок маленькой
монастырской свечи. – Почему это стерлось в моей памяти, не закрепилось в моей
душе, не дало никаких всходов, как у Нади? Кто виноват? Я сама, моя судьба,
злой рок, еще кто-то?.. Как возвратить все то, чем я восхищалась, когда меня
приводили в храм? Почему я теперь ничего этого не ощущаю? Или я действительно
стала мертвецом?.. Сама еще живу, а душа моя давно мертва? Такое возможно?.. А
почему нет, раз так и живу? Живой труп».
В жизни – всегда
сложной,
В жизни – порой
грязной
Все победить можно
С верой святой
ясной…
«Все победить
можно? – Вера грустно улыбнулась. – Наверное, не все. В моей ситуации уже
ничего ни победить, ни изменить… С верой, без веры – ничего не изменишь. Сидеть
тебе, не святая, а очень грешная Вера, в местах не столь отдаленных до лучших
солнечных дней. Ясно?»
Она поднялась и
подошла к святым образам, висевшим над кроватью, где спала Надежда.
«Почему я ничего
этого не чувствую: ни Бога, ни веры в Бога, ни этих святых? Почему я мертва ко
всему этому? Кто виноват: кто-то или я сама? Ведь мне никто не запрещал верить,
ходить в церковь, никто не ругал за это. Пусть родители не понимают выбор
Надежды: монастырь, отречение от карьеры, всего мирского. Положим, ее выбор для
них – своя крайность: вот так взять – и отказаться от всего, что имеешь. А
имеешь ведь не комнатушку в общаге, а целый дворец, не говоря о том, что имеешь
в самом дворце. Тогда мое неверие, моя духовная слепота, духовная мертвятина –
другая крайность».