Он закрыл лицо ладонью левой руки, локоть которой упирался в стол.
— Моя жена иногда ведет себя странно. Не то чтобы она психически больна, но… бывает неуравновешенна. Но это не она…
Полицейские молчали.
— Иногда средь бела дня ей чудятся призраки, — продолжал Стефан Викстрём. — Но она никогда… да вы не верите мне…
Он отнял ладонь ото лба и ударил ею по столу.
— В конце концов, это абсурд. Мильдред Нильссон имела сотни врагов.
— И вы среди них? — спросила Анна-Мария.
— Представьте себе, нет! — закричал викарий. — Или я уже в числе подозреваемых? Да, мы с Мильдред расходились по некоторым вопросам, но чтобы я или бедная Кристин имели какое-либо отношение к ее убийству…
— Но этого никто не утверждает, — перебил его Свен-Эрик.
Он нахмурил бровь, взглядом велев Анне-Марии молчать и слушать.
— Что говорила Мильдред об этих письмах? — спросил Стольнакке викария.
— Она сообщила мне, что получила их.
— И почему она их сохранила, как вы думаете?
— Я не знаю, — развел руками Стефан Викстрём. — Сам я сохраняю каждую открытку, которую получаю на Рождество.
— И многие о них знали?
— Нет, и я буду благодарен, если это дело и дальше не получит широкой огласки.
— То есть Мильдред никому об этих письмах не говорила?
— Нет, насколько мне известно.
— И вы ей за это благодарны?
Стефан Викстрём широко раскрыл глаза и моргнул.
— Что?
Он готов был расхохотаться. Благодарен? Мильдред? Это звучало в высшей степени нелепо. Но что он мог возразить? Мильдред по-прежнему держала его в клетке. Она до сих пор шантажировала его письмами его же жены, и он должен благодарить ее за все это?
В середине мая он наконец решился пойти к Мильдред за этими письмами. Они вместе шли по Скулгатан в сторону больницы, куда она направлялась кого-то проведать. Середина мая — худшее время в году. Не дома, не в Лунде, разумеется. Здесь, в Кируне. Снег тает, обнажая гравий и кучи мусора.
И никакой зелени. Только непроходимая грязь.
Накануне Стефан разговаривал с Кристин по телефону. Она гостила у матери в Катринехольме и, судя по голосу, на жизнь не жаловалась.
Викстрём посмотрел на Мильдред. Она тоже казалась счастливой, подставляя лицо солнцу и с наслаждением вдыхая весенний воздух. Вид грязной улицы, похоже, нисколько не портил ей настроения. Иногда Стефан завидовал людям, не имеющим чувства прекрасного.
«Все-таки странно, — думал он, — что в разлуке Кристин повеселела». Это совершенно не соответствовало его представлениям о браке: Стефан считал, что супруги должны поддерживать друг друга. Он уже давно понял, что Кристин не из тех, на кого он может положиться в трудную минуту, однако сейчас создавалось впечатление, будто он вообще лишний в ее жизни. «Еще немного», — отвечала она на его вопрос, долго ли пробудет у матери.