Ребекка медленно въезжала в поселок. Мертвенно-бледная луна серебрила асфальт с нападавшей на него листвой. По обочинам дороги раскачивались деревья, которые, казалось, с жадностью впитывали этот скудный свет, однако оставались черными и голыми, и ветер крутил и мучил их в преддверии зимнего сна.
Она миновала приходской дом — низенькое строение из белого кирпича и мореного дерева, затем свернула на Грюввеген и припарковалась возле старой прачечной.
Еще не поздно было передумать, но она решила идти до конца.
«Что ожидает меня в самом худшем случае? — размышляла Ребекка. — Если я попытаюсь скрыться, мне, возможно, придется заплатить штраф за превышение скорости. Или же меня уволят из бюро, от которого меня и так тошнит».
Постепенно она пришла к выводу: самое худшее, что можно сделать в ее ситуации, — это отступить. Вернуться и снова залечь в постель, а наутро улететь в Стокгольм, чтобы там, собирая в кулак последние силы, снова приступить к работе.
Ребекка подумала о своей маме. Лицо ее всплыло в памяти настолько отчетливо, что, казалось, Ребекка увидела его через боковое стекло. Мама носила стильную прическу и пальто горохового цвета с широким поясом и меховым воротником. При виде этого пальто, которое она сшила сама, соседские тетушки закатывали от восторга глаза.
Кем она, собственно, себя ощущала в своих сапогах на высоком каблуке, которые купила не в Кируне, а в Лулео?
Ребекка прикрыла глаза. И вот ей снова семь лет, и она тянется к маме, такой красивой в своем зеленом пальто. «Ты совсем как Барби, мама», — сказала Ребекка ей однажды, когда была еще младше. В ответ мама засмеялась и обняла дочь, а девочка наслаждалась запахом ее пудры и духов. Как-то раз много лет спустя Ребекка повторила эту фразу: «Ты похожа на Барби, мама». Но во второй раз мама не развеселилась, как тогда. «Перестань», — отмахнулась она.
Потому что было и то, о чем не знали соседские тетушки и что открывалось только более внимательному взгляду. Мама носила дешевые туфли. Ее ногти потрескались и были обгрызаны по краям, а рука, подносившая сигарету ко рту, слегка дрожала, что встречается обычно у нервных людей.
Мама всегда мерзла. Ребекка часто вспоминала ее сидящей за кухонным столом в теплом свитере и шерстяных носках.
Но сейчас она представила ее другой. Мама держала руки в карманах изящного пальто с чуть приподнятыми плечами и внимательно озирала салон автомобиля, прежде чем остановить взгляд на Ребекке. Потом она прищурилась и опустила уголки губ, будто спрашивая: «Так кто же из нас сумасшедший?»