Когда Элизабет только еще поднималась по ступеням церкви, в толпе перед ней, в проходе, мелькнула знакомая темноволосая голова, и боль, и стыд, и шальная недозволенная радость того июньского дня нахлынули на нее с новой силой. С тех пор она больше не смела искать с Джерардом встречи. Она работала по дому, вязала, ходила в церковь, прилежно читала длинные романы, полные чудес и приключений, стойко молчала в ответ на раздраженные замечания мачехи или глупые приставания сестер. Старалась бороться с тоской, рисуя себе будущее — просторный пасторский дом, хозяйство, веселые детские голоса…
— Христос открыл нам путь к Сиону, — гремел под сводами воодушевленный голос ее будущего мужа. — Он призвал своих избранных установить единое богослужение, единую церковь, единое управление в ней. Единство и процветание нашей нации немыслимо без полного единения святой церкви.
Нет, не зря мистер Патрик так настоятельно приглашал их сегодня в свой приход, не зря на скамьях, в проходах, в дверях собралось столько народу. Он сообщал важные новости.
— Два дня назад, 29 сентября, парламент принял новый ордонанс о церковном устройстве. Отныне пресвитерианство вводится повсеместно. Теперь, когда на острове Уайт успешно начались переговоры с его величеством, когда вся Англия с нетерпением ждет благой вести о мире и соглашении, последняя лазейка для терпимости к расколу, этому орудию диавола, отцу беспорядка и раздоров, навсегда замурована!
Чепец мистрисс Годфилд колыхался в такт словам проповедника, довольное лицо ее лоснилось. Сестры переглядывались с сидевшим неподалеку Чарли Сандерсом, худосочным, длинноносым молодым человеком — племянником уолтонского судьи. Элизабет бросила взгляд влево и увидела, как беспокойно ерзал на скамье Джон. И за спинами первых рядов прошло как бы легкое дуновение.
— Сколь же счастлива была бы наша церковь, — пастор еще возвысил голос, — если бы мятежи и несогласия поднимались лишь вне ее! Неверные и отступники видны для глаза, бороться с ними легко. А вот еретики, раскольники, сектанты внутри церкви — те распознаются труднее и потому во много крат опаснее! Чье благочестивое сердце не обольется слезами, видя, сколь многие гонятся ныне за так называемой свободой, за так называемой истиной, за чем угодно, лишь бы оно отдавало новизною! Для них что ново, то и истина!
Право, если бог наградил мистера Платтена каким-то даром, то даром красноречия. Как плавно, как умно, как горячо он говорил! Гладкая ладонь в черном рукаве пасторского облачения, словно птица, взлетала над белым воротником, он встряхивал большой яйцевидной головой, устремлял очи ввысь или, нахмуря брови, обращал суровый взгляд к пастве; тогда Элизабет хотелось сжаться и втянуть голову в плечи.