– Надо сказать матери – неправильно наши винегрет дома делают. Я ей объясню.
Вел он себя за столом чрезвычайно аккуратно и все время краснел от удовольствия. После чая вставал и спрашивал:
– Что надо строить у вас? Был так хорош, несмотря на веснушки, длинный нос, большие уши, что очень хотелось его поцеловать. Кроме того, от смущения на кончике носа всегда была капелька. Я спрашивала:
– Вовочка, можно, я тебя поцелую?
Вовка отворачивался, делал длительную паузу, что-то обдумывая и нервно перебирая пальцами. Потом, не глядя на меня, становился навытяжку рядом и говорил:
– Можно. Поцелуйте! – оставаясь совершенно серьезным. А я ужасно смеялась.
Дома, придя от меня, он всегда поучал мать – как делать и ставить винегрет, как наливать чай и резать хлеб. Все это у него запечатлевалось с фотографической точностью, и все то, что в нашем доме происходило, было для него эталоном.
Иногда, возвращаясь домой, я находила Вовку сидящим на горе у начала крутого спуска, где под обрывом ютились наши домишки. Страшно картавя, Вовка предупреждал меня, что станция уже пущена в ход, прямые провода идут в дом и это опасно для жизни. Я перешагивала через какие-то веревки, обходила нагромождение ящиков с прикрепленными «вентиляторами», к великому удовольствию «строителя», все время спрашивая, где можно пройти, не подвергаясь опасности.
Когда Вовке было семь лет, я решила явиться к нему на Новый год настоящим Дедом Морозом. Сперва мы решили написать Деду Морозу письмо рукой Вовки, которой я водила по бумаге. Заказ был на пароход, паровоз и цветные карандаши. Запечатав письмо в конверт, надписали адрес, и я обещала опустить куда надо. Вовка, довольный, ушел домой. После этого я договорилась с его старшим братом, что на следующий день я ему дам знак, чтобы он ушел с собакой или спрятал ее в доме. Джек, конечно, меня узнал бы и все испортил. Аля принесла мне из клубного реквизита старую поповскую рясу и папаху, мы обшили их ватой. Я приклеила большую седую бороду с усами. Остальное было просто – валенки и рукавицы, мешок, в котором были воображаемые подарки, и торчал пук розг.
В обеденное время я подала знак Виктору, чтобы он убрал собаку и сказал матери, что Дед Мороз идет! И пошла с клюкой, мешком за спиной, розгами под мышкой к соседям…
Впечатление от моего появления было непредвиденным. Увидев розги, Вовка охнул, схватил со стола кусок хлеба и бросился под диван. Из-под дивана он подглядывал в щелочку, что происходило дальше. А дальше я измененным голосом сказала, что я, Дед Мороз, пришел по письму Вовы Кормана и мне надо узнать, как он себя ведет и учится. Мать Вовки сейчас же предложила мне тарелку щей, просила садиться, отогреться и спрятать розги, поскольку пороть будет некого. После этих слов Вовка вылез на животе из-под дивана и, сидя на полу, стал участником представления. Я произнесла какую-то назидательную речь, вытащила запакованные подарки – разные коробочки, дощечки, бумажные цветы и маленький ящик с цветными карандашами… Потом я, сказав, что мне еще предстоит много посещений, ушла. Дома я молниеносно скинула с себя все, спрятала под кроватью, надела обычное платье и стала ждать Вовку. Он явился почти тотчас же, страшно возбужденный, в ушанке, надетой задом наперед, пуговицы зимнего пальто были неправильно застегнуты. Задыхаясь от волнения, он сказал: