Весной появилось объявление в Совете, что всех держателей собак просят прийти и купить кожаные ошейники с пронумерованными жестяными жетонами. С жетонами этими всегда была беда. Пальма оказалась страшной охотницей за мышами и кротами. В лесу, куда ранней весной, пока нет комаров, Аля часто ходила гулять и брала с собой Пальму, собака остервенело копала под корнями мордой и лапами в поисках добычи. Когда Аля подзывала ее, Пальма нехотя появлялась, вся вымазанная землей и, землей и, увы, без ошейника. Ошейники были сделаны на более крупных собак, и, копаясь головой в корнях, Пальма роняла его, а найти уже не умела. Было предупреждение, что пойманные собаки без жетонов будут уничтожены, а потом из их дубленых шкур изготовят рукавицы. Конечно, мы этого очень боялись и старались ходить с Пальмой не по улице, где были собаки, а по берегу Енисея или опушке леса, где никого не ловили.
Пальма твердо поняла, что главным источником зла на свете были кирзовые сапоги. В дальнейшем, встречая на улице людей в кирзовых сапогах, она неуклонно на них бросалась. Ее били, отгоняли, но ненависть не утихала.
Что животные сами себе залечивают раны, я слыхала давно. Но увидеть это воочию мне пришлось так. В одну из своих лесных прогулок с Алей Пальма, как обычно, копалась в земле. В кустах лежала разбирая бутылка, и Пальма до кости разрезала себе лапу. Идти она не могла. Аля носовым платком перетянула лапу, чтобы не текла кровь, и принесла Пальму домой на руках. Мы обмыли лапу и хорошо забинтовали, но через некоторое время обнаружили, что Пальма, сидя в углу, яростно срывает бинт. Мы старались ее успокоить, гладили и вновь перевязывали рану, хотя она и огрызалась. Было поздно, мы легли спать. Утром мы нашли Пальму опять без бинта, клочья которого лежали рядом. Когда мы к ней подошли и хотели дотронуться до поврежденной лапы, она огрызнулась.
– Знаешь, – сказала Аля, – похоже, она огрызается, потому что лучше нас знает, как справиться с раной. Давай оставим ее в покое.
Последующие два дня мы ее не видели, а на третий нашли у двери. Пальма радостно подпрыгивала, забыв про рану. Она оказалась опытнее нас.
Пальма пользовалась необычайным успехом у кобелей. Сучек в Туруханске почти не было, их уничтожали, кобели были полезные – ездовые, сильные, жившие на улице. Среди Пальмовых ухажеров помню двух. Первый был блондин, немного хромая овчарка, с подпалиной на темени. Он почему-то напоминал нам военного, и Аля прозвала его Штабс-капитаном. Второй был широкоплечий и довольно безобразный ездовой пес с отмороженным ухом.