…Белая вспышка, ярче, чем утреннее солнце на заре, когда оно встает над лесом, в переливах птичьих голосов, унесла с собой боль. Самец даже не успел осознать, что прошел…
– …Что это за тварь была, а, Артем? – отдышавшись, спросил Крысолов.
Взрыв трехкилограммовой гранаты в клочья разметал и рысь, и его врага, так что от того не осталось даже клочка бурой шкуры. Но Артем, вспомнив перепончатые лапы, терзавшие тело рыси, довольно уверенно предположил:
– Я так думаю, выдра это была. Странно вообще-то, что она до таких размеров доросла. Я ж говорил уже, дикари редко могут своего мяса подожрать, чтобы так вырасти. У них вообще морфы редко бывают: мы только один раз кабана мертвого видели – шустрого такого, не морфа, но, видно, уже начавшего изменяться, наверно, поросенка своего съел, вот и вырос.
Артем вспомнил, как они тогда раз за разом пытались выстрелами свалить ослепшую тварь – глаза, уже переместившиеся, как и положено хищнику, с боков морды вперед, ему батя первым же патроном удачно высадил, но картечь только стучала о калган мертвого кабана, а тот упрямо шел к деревне, где уже дико визжали от нестерпимого ужаса домашние свиньи, и непроизвольно передернул плечами. Ему тогда удалось перебить кабану ногу, но мертвый зверь, зарываясь лычом в землю, все рвался в их сторону, скаля непомерно большие для кабана зубы. А и клыки же у него были! Васька тогда с винтарем прибежал, ну батя и приложил зверюгу, чуть не в упор уже, правда…
– Оклемалась? – спросил Старый Варьку. – Не задел он тебя, кстати?
Варька, уже вроде полностью пришедшая в себя, пожала плечами и протянула Старому для осмотра ладони. И хрена ли там высмотришь? У Артема вон у самого и руки, и рожа после этого похода по бурелому расцарапаны, так что остается только надеяться, что ни одна из этих царапин – не от когтей морфа.
В полном молчании команда тронулась дальше, ускорив шаг: переход по бурелому занял почти час, так что из графика они уже выбились. – Если за ближайшие полчаса до базы не доберутся, совсем плохо будет. А ведь надо еще и с вояками переговорить, и обратно в поселок вернуться. К счастью, они вскоре выбрались на очередную лесную дорогу, которая, по заверениям Варьки, точно вела в сторону военной части. Лес вновь стал темным, сумрачным – опять елки пошли. Если бы осенью, ну или под конец лета, должны бы тут грибы расти, боровики, а уж потом, в октябре и рядовки. Для Артема – один из самых вкусных грибов. Плотный, хрустящий – с картошкой само то. Сейчас-то, конечно, рано для грибов – никаких нет, даже «мышиных»: батя так, а следом за ним и Артем, по простоте, все несъедобные грибы называли, не сильно разбираясь в видах поганок. Ну бледную поганку – ту, ясное дело, знать надо. Помнится, во второй год, как Хрень пришла, бледную поганку тоже собирали – слух прошел, мол, зомбаки от поганок окончательно сдохнуть могут. Только как того зомбака еще и накормить той поганкой, если он, кроме мяса, ничего не ест? Пробовали поганку ту отваривать, а потом, в том же отваре и мясо варить. Сашка уже на цепи сидел – мясо ему скормили, только ни хрена не вышло, ясное дело – брехня оказалось. Только разве что медленнее стал, может быть. Так и плюнули на это дело. Может, если бы лет сто их таким мясом кормить…