Коржик смог все же, мыча от боли, выдавить несколько миллилитров мочи и постарался хоть ею согреть замерзший орган. Стало немного легче, в смысле, больнее, чему Коржик обрадовался: раз болит – значит, живое пока. Остаток пути в деревню он проделал, засунув в штаны сложенную в несколько слоев газету с призывами соблюдать спокойствие и не поддаваться на провокации отдельных несознательных граждан – раздавали им в классе аккурат перед тем, как в школе началось все Это. Ну хоть на что-то полезное газета сгодилась. А вот Ленка обморозилась. У нее и так нос вечно заложенный, а тут ртом холодного воздуха нахваталась, вот и свалилась. Тогда-то, когда дошли, все вроде ничего было, а к утру и зазнобило ее. Виталий сказал, что это не простуда, так легкие на переохлаждение реагируют, но воспаление присоединиться может. А вот же двужильный оказался! Мало того что их всю дорогу, считай, на себе тянул, так и потом, как только стало понятно, что Ленка серьезно заболела, собрался в обратную дорогу, в город, за лекарствами.
А снег валил и валил тогда – всю ночь и на следующий день, так что дороги занесло по самое не могу. Раньше их худо-бедно чистили, да и то с горем пополам: те дороги, что на нефтяные вышки шли, конечно, ухоженнее были, нежели в деревеньку эту, хотя она и была всего километрах в двадцати от города. А уж теперь и подавно чистить никто их не будет – кому чистить-то? – так что сейчас до них никакой транспорт не доберется, непременно завязнет.
Тем не менее они были в относительной безопасности – так они считали…
…Самолету, который разбился неподалеку от их деревни, банально не хватило топлива. В Москве уже был полный раздрай, так что в том, что баки смогли заполнить не до конца, ничего необычного. Скорее удивляться надо тому, что вообще нашлись люди, согласившиеся за чемодан зеленой бумаги отдавать реальные ценности и куда-то лететь. Пилоты, управлявшие «Илом», тем не менее свое дело знали и не дотянули до аэродрома совсем чуть-чуть. Может быть, если бы не эта метель, они бы и смогли долететь… а так… Уже под утро, в полной тишине – моторы не работали, и самолет упал на тайгу, будто громадный призрак, машина рухнула в нескольких километрах от деревни, куда пришел Коржик и его новые знакомые. Пожара не было, тем не менее все пассажиры, находившиеся в самолете, – нефтяные «сливки» России – погибли практически мгновенно. Через несколько минут после падения один за другим существа, одетые в дорогие костюмы, с «Паркерами» в нагрудных карманах и «Ролексами» на запястьях, начали выбираться из полуразрушенного корпуса. Они без сожаления оставляли в самолете бумажники с кредитными карточками на умопомрачительные суммы и дипломаты, набитые валютой: теперь у них появились совсем другие интересы. В самолете было тепло, этого им хватило, чтобы «навестись» на спящую деревню, лежавшую в низине. К утру мороз, свирепствовавший вечером и ночью, отпустил, температура стала даже плюсовой, так что холод не мог теперь сковать живых мертвецов. Увязая в глубоком рыхлом снегу, они тем не менее упорно продвигались к жилью, где, как подсказывало им чутье, могла быть пища. Изо всех летевших в самолете выжил один лишь штурман – только для того, чтобы прожить еще несколько часов. У него оказался сломан позвоночник, а потому он ничего не смог сделать, когда его начал есть заживо его лучший друг, командир корабля. Дверь в кабину пилотов была закрыта на замок, а поэтому командиру никто не мешал превращаться в существо, которое впоследствии получило название «морф». Через несколько часов, оставив в кабине только груду обглоданных костей, тварь, в которую превратился командир, вылезла из разбитой кабины и скачками отправилась догонять остальных зомби. Поскольку она была не в пример резвее и сообразительнее, она быстро их догнала, так что в деревню они вошли практически одновременно.