Обе были написаны тем же почерком и теми же чернилами, что и предыдущие два послания, но на этот раз они были в стихах.
В первом было восемь строк:
На острие булавки
Ты ангелов сочти;
Потом на дне бутылки
Ты истину найди.
Ведь знаешь, как бывает:
Стакан — и вдруг стреляет.
Подумай, покопайся,
А вспомнишь — так покайся.[1] Восемь строк следующей записки были настолько же загадочны и зловещи:
Что забрал — отдавай,
Что творил — получай.
Знаю, что ты слышишь,
Знаю, как ты дышишь,
Где бывал,
Что видал.
Шесть-пять-восемь,
В гости просим.
В течение следующих десяти минут, по мере того, как Гурни вновь и вновь перечитывал каждую записку, его лицо становилось все мрачнее, а беспокойство Меллери — заметнее.
— Так что ты думаешь? — наконец спросил Меллери.
— Что у тебя умный враг.
— Я имею в виду, насчет цифры.
— А что насчет цифры?
— Откуда он знал, какое число придет мне на ум?
— Я бы сказал, что он не мог этого знать.
— Не мог, но знал! То есть в этом все дело, понимаешь? Он не мог знать, но знал! Невозможно было угадать, что я загадаю цифру 658, но он не только угадал, он знал это как минимум за два дня до того, как я сам узнал, когда он отправлял мне чертово письмо!
Меллери внезапно вскочил из кресла и начал ходить взад-вперед по траве перед домом, нервно приглаживая волосы.
— Научного способа угадать такое не существует. Такого способа вообще не существует. Понимаешь, какой дурдом?
Гурни в задумчивости почесал подбородок.
— Есть простой философский принцип, который я считаю стопроцентно достоверным. Если что-то произошло, значит, для этого существует способ. У этой истории с цифрой наверняка есть простая отгадка.
— Но…
Гурни поднял руку жестом дорожного полицейского, которым был в первые полгода своей работы в управлении.
— Марк, сядь. Расслабься. Я думаю, мы разберемся.
Глава 5
Неприятные предположения
Мадлен принесла на террасу два холодных чая и вернулась в дом. Воздух был наполнен запахом прогретой травы. Птичья стайка приземлилась на кормушку. Солнце, краски и запахи осени окутывали и кружили голову, но Меллери ничего не замечал, погрузившись в свои раздумья.
Потягивая чай, Гурни пытался оценить мотивы и искренность своего гостя. Он знал, что скоропалительные выводы о человеке приводят к ошибкам, но воспринимал это как игру и редко мог удержаться. Он знал: главное — помнить о ненадежности таких выводов и быть готовым их переосмыслить, как только появится новая информация.
Нутром он чувствовал, что Меллери — фальшивка, опытный притворщик, отчасти сам поверивший в свое притворство. К примеру, у него еще в колледже был акцент, но это был акцент из ниоткуда, из воображаемой утонченной культурной среды. Очевидно, он уже давно не изображал этот акцент специально, он действительно с ним сжился, но под его корнями не было почвы. Дорогая стрижка, ухоженная кожа, безупречные зубы, подтянутое тело и маникюр делали его похожим на какого-нибудь популярного телепроповедника.