— Ладно, вот он выбросил бутылку, что дальше?
— Дальше он идет прочь от террасы к сараю, ставит там садовый стул и бросает на землю пригоршню бычков, чтобы это выглядело так, будто он сидел там перед убийством. Затем снимает свой костюм и перчатки, надевает пуховик, обходит сарай, оставляя эти чертовы обратные следы, и выходит на Филчерз-Брук-роуд, которую городские власти чистят, поэтому там не остается следов, а оттуда направляется к своей машине на Торнбуш-лейн или в поселок, или куда угодно еще.
— А полицейские из Пиона видели кого-нибудь, когда ехали по дороге?
— Вроде бы нет, но он ведь легко мог уйти в лес или…
Он замолчал, задумавшись.
— Или?
— Это не самый правдоподобный вариант, но мне говорили, что там есть пансион, и люди из бюро должны были его проверить. Звучит невероятно, однако наш убийца мог практически отрезать голову своей жертве, а потом преспокойно вернуться в уютную съемную комнатку.
Несколько долгих минут они молча лежали рядом, и Гурни снова и снова проигрывал в голове новую версию событий, словно выискивая течь в самодельной лодке, прежде чем пустить ее в плаванье. Решив, что целостность картины нигде не нарушена, он спросил у Мадлен, что она об этом думает.
— Он идеальный противник, — сказала она.
— Что-что?
— Идеальный противник.
— В каком смысле?
— Ты обожаешь загадки. Он тоже. Это союз, заключенный на небесах.
— Или в аду.
— Какая разница. Кстати, с записками что-то не так.
— Что не так?
Мадлен иногда вдруг выдавала результат цепочки непроговоренных мыслей и ассоциаций, повергая его в растерянность.
— Ты же мне показывал записки от убийцы — первые две и стишки. Я пыталась вспомнить, о чем они были.
— И что?
— Мне это не удалось, хотя на память я не жалуюсь. И я поняла, в чем дело. Эти записки ни о чем.
— Что ты имеешь в виду?
— В них нет ничего конкретного. Никаких упоминаний реальных поступков Меллери или того, кто от них пострадал. Зачем бы такая таинственность? Никаких имен, дат, мест, никаких ссылок на что-нибудь осязаемое. Странно, разве нет?
— Цифры 658 и 19 оказались вполне осязаемыми.
— Но Меллери они ни о чем не говорили, он просто взял их с потолка. Это, наверное, какой-то фокус.
— Если фокус, то я не смог его вычислить.
— Еще вычислишь. Ты отлично умеешь связывать факты между собой. — Она зевнула. — Лучше всех.
В ее голосе не было иронии.
Лежа рядом с ней в темноте, он на секунду дал себе передышку и порадовался этой похвале. А затем снова — в который раз — принялся перебирать в уме записки убийцы, теперь с учетом ее замечания.
— Записки были достаточно конкретны, чтобы до чертиков напугать Меллери.