У Гурни появилась третья версия. Допустим, ящик был правильным и все шло по плану. Возможно, убийца выпрашивал чеки не ради денег. Может быть, он умудрился получить доступ к ящику, вскрыть конверты, посмотреть на чеки или даже сделать копии, а затем по новой их запечатать и оставить в ящике, пока их не найдет Дермотт.
Если эта новая версия была ближе к правде — если убийца использовал ящик Дермотта для своих целей, — это открывало новую перспективу. Возможно, Гурни смог бы тогда связаться с убийцей напрямую. Это было всего лишь безумным допущением, но, невзирая на смятение и уныние, еще недавно владевшие им, эта мысль так захватила его, что он, не помня себя, сорвался с места и помчался в сторону дома со скоростью 120 километров в час.
Мадлен не оказалось дома. Он выложил на стол ключи и бумажник и взял записку, которая там лежала. Аккуратный почерк сообщал: «Пошла на утреннюю йогу. Вернусь до бури. У тебя 5 сообщений. А рыба — камбала?»
Какая буря?
Какая рыба?
Он собирался пойти в кабинет и прослушать пять сообщений, предполагая, что Мадлен имела в виду автоответчик, но сперва решил сделать более важное дело. Он был целиком поглощен идеей, что можно напрямую связаться с убийцей, отправив ему записку на ящик Дермотта.
Гурни понимал, что сценарий получался шаткий и состоял из допущений, но очень уж он был привлекателен. Он давал возможность сделать хоть что-то, создать противовес беспомощности следствия, ощущению, что любой прогресс по делу мог быть всего лишь частью коварного плана убийцы. Это был шанс бросить гранату через стену, за которой скрывается враг, — как можно им не воспользоваться? Оставалось только изготовить гранату.
Однако следовало все же прослушать сообщения. Может быть, там было что-то важное и срочное. Но тут на ум пришла строчка — а он ни за что не хотел ее забыть, это было идеальным началом для письма убийце. Он взял блокнот и ручку, оставленные Мадлен на столе, и принялся писать. Пятнадцать минут спустя он отложил ручку и прочитал получившиеся восемь строк, написанных размашистым курсивом.
Передо мной твои дела лежат, как на столе.
Ботинки задом наперед, глушитель на стволе.
Таит опасность солнце, таит опасность снег,
Опасен день, опасна ночь, закончится твой бег.
Игру, что ты затеял, сыграем до конца,
Ножа дождешься в горло от друга мертвеца.
Как только его тело в могилу опущу,
Его убийцы душу до ада дотащу.
Довольный собой, он вытер со страницы отпечатки пальцев. Это был непривычный жест — вороватый, виноватый, — но он отмел чувство неловкости, взял конверт и адресовал его Х. Арибде на ящик Дермотта в Вичерли, штат Коннектикут.