Дермотт задвинул ящик локтем и вернулся к кровати с туфлями в одной руке и револьвером, нацеленным на Гурни, в другой.
— Благодарю вас за ценный вклад, детектив. Если бы вы не упомянули башмачки, я бы о них не вспомнил. Большинство людей в вашем положении не были бы столь любезны. — Издевательский тон этой реплики, как понял Гурни, означал: Дермотт считает, будто настолько владеет ситуацией, что способен любые слова или действия обернуть себе на пользу. Он наклонился к кровати, снял со старухи поношенные вельветовые тапочки и надел серебряные башмачки. Они пришлись впору: у нее были совсем маленькие ножки.
— Баю-баюшки-баю, баю деточку мою, — механически произнесла старушка.
— Баю-баюшки-баю, только чудищ я убью, — пропел он в ответ.
— Моя деточка ляжет ли спать? — спросила старуха голосом ребенка, который наизусть читает любимое место из сказки.
— Змею раздавить и ей голову снять, тогда твоя деточка ляжет спать.
— Моя деточка, где ты бывал?
— Чтоб кур спасти, петуха убивал.
— Моя деточка, за чем ходил?
— За кровью роз, что в саду цветут, чтоб каждый помнил — ждет его суд.
Дермотт выжидающе посмотрел на старуху, как будто ритуальный обмен репликами был еще не завершен. Он наклонился к ней и громким шепотом подсказал:
— Что моя деточка делать станет?
— Что моя деточка делать станет? — повторила старуха таким же шепотом.
— Ворон на погибель станет сзывать, потом твоя деточка ляжет спать.
Она мечтательно провела пальцами по золотистым кудряшкам парика, как будто поправляя прическу. Ее воспаленная улыбка напомнила Гурни болезненную гримасу наркомана.
Дермотт тоже смотрел на нее. Это был неприятный взгляд, не подобающий сыну, кончик его языка гулял между губ как небольшой слизняк. Затем он моргнул и огляделся.
— Кажется, пора начинать, — оживленно произнес он. Он забрался на постель и перелез через ноги старухи к противоположному краю, где снял с сундука игрушечного гуся, затем откинулся на подушки рядом с матерью и посадил гуся на колени. — Почти все готово. — Радостный тон этого предупреждения был бы уместен, если бы говоривший расставлял свечки на именинном торте. Дермотт же с этими словами погрузил пистолет, не спуская палец с курка, в глубокий карман в спине гуся.
Господи, подумал Гурни. Неужели он вот так и застрелил Марка Меллери? Значит, вот откуда остатки гусиного пуха в крови! Неужели за мгновение до смерти Меллери видел перед собой чертову игрушку? Образ был настолько гротескным, что Гурни пришлось поперхнуться нервным смешком. Или это был спазм от страха? Как бы там ни было, а охватившее его чувство было резким и сильным. Он на своем веку повидал изрядно безумцев — садистов, сексуальных маньяков всех мастей, социопатов с ледорубами, даже каннибалов, но никогда прежде ему не приходилось разруливать такой сложносочиненный бред на расстоянии одного неправильного движения от пули в голове.