Один из последних декабрьских дней 1944 года близился к вечеру. С востока дул морозный ветер, время от времени начинал падать снег. Темнота наступила рано, и ночь становилась всё более непроглядной и холодной.
Разведчики пробирались лесом, взяв с собой лишь самое необходимое. Даже остатки неприкосновенного запаса уже были съедены. В руках у них было только оружие, за поясом висели сумки с патронами и гранаты. Часть добытых документов нёс сам Генрик, часть — Андрей. На всех были немецкие мундиры. Предусмотрительно сохранённой одежды с фашистских офицеров, перехваченных связных и курьеров хватило на всех. Даже Тамара и Наташа были одеты в трофейное. План действий каждый знал назубок: прежде всего избегать встреч с противником, в случае чего, в переговоры вступает лишь Генрик. Если подвергнутся нападению, сражаться до конца. Последнюю пулю или гранату — себе.
Между деревнями Дунайки и Вербянки Борецкая пуща тупым клином далеко врезается в глубь поля. Оказавшись на краю этого мыса, группа остановилась. Пуща лежала позади. Отсюда в двадцати километрах — фронт, а там — свои.
Каждый из десантников по-своему прощался с этим угрюмо гудевшим под порывами ледяного ветра лесом, который в течение нескольких недель был для них домом. Тони в радостном возбуждении обнял ствол молодой ёлочки, прижал её к груди, благодаря за гостеприимство, ночлег и укрытие от врага. Генрик вырвал из земли кустик мха и положил на память в карман.
— Прощай, прощай, пуща, — шептали они, как бы обращаясь к живому существу, столько дней бывшему им другом. Пуща распрощалась с ними монотонным шумом.
Наташа быстро отстучала в эфир короткий текст радиограммы. Пошли. Откуда-то сквозь вьюгу, как наваждение злого духа, показались контуры строений. Их обошли стороной. Генрик, Андрей и Сергей в немецких офицерских мундирах шли впереди, придерживаясь направления по компасу. В такой пурге посреди пустынного поля заблудиться было нетрудно. Свистевший ветер оглушал, иногда казалось, что сквозь его порывы слышатся звуки погони, даже выстрелы. Все замирали тогда на мгновение и напрягали слух. Но, кроме бессвязных завываний метели, в ночной темноте ничего не было слышно.
Они шли дальше. Слева осталась деревня Тихоляски, потом Рудзи. Ползком пересекли шоссе Погожель — Грабово. Им предстояло перейти ещё одно шоссе и железнодорожную линию, связывающую Олецко с Голдапом. Уже чувствовалось приближение прифронтовой зоны. С дороги отчётливо слышался шум автомашин, откуда-то издалека ветер доносил глухое бухание орудий и миномётов.