Чёрные тени Страны Советов (Дивов) - страница 9

А что ему, собственно, предлагали?

А был ли он вообще оружейником?

Откуда взялась уверенность, что его, «носителя оборонных секретов», выпустят из страны? Кому-то такой фокус удался, но это было раньше. К девяносто третьему контроль заметно усилился.

Так что же случилось с папой?

Не рассказал ли он жене сказку, которую теперь с таким чувством повторяет дочь?

Матерь божья… А не рассказывал ли он сказки с самого начала — чтобы выглядеть значительней? Мало ли чем люди занимаются в «почтовых ящиках». А он нафантазировал черт-те чего — и в конце концов сам поверил.

И когда от папы вдруг потребовалось подтвердить свой крутой статус, что ему было делать, несчастному психу, запутавшемуся в своих фантазиях? Естественно, папа ушел в глухой отказ. Закатил сцену. Встал в позу. Эта игра окончательно подточила его нервную систему, вот он и впал в депрессию.

Или еще вариант: они встретились с Салимом, тот увидел, что папа как специалист его не устраивает, и взял назад свое предложение. Это вообще жесть для бедного папочки. Дома-то ждут. Дома-то надеются…

Ну и рыдающая мама тоже хороша. «Не имеешь права лишать семью обеспеченного будущего…» А сама работать не пробовала? Веселая, блин, семейка!..

Ключевский смотрел на Аню и понимал, что будет, если он все это выпалит. Больно ей будет. А ему… Ему-то отчего сейчас так худо?

— Пойду взгляну, как там Митя, — сказал он. — Не заснул ли.

Он встал из-за стола, и его слегка повело. Он был пьян и чертовски зол.

Ключевскому хотелось сказать Ане — бедная ты, бедная, как можно в тридцать лет быть такой дурой, тебя же просто обманывали, отец твой сумасшедший обманывал, выкинь всю эту чушь из головы… К счастью, он вовремя догадался: пьяная откровенность ему не будет стоить ничего, а для молодой женщины это удар в больное место. И ведь она ничего не поймет, только обозлится на шефа. Подумает, он ее ни за что обидел.

А было за что.

И так же, как у Ани, это было для Ключевского очень личное.

Пока Аня ходила пешком под стол, отец Ключевского запускал первый ливийский реактор в Тажуре. Едва началось массовое бегство русских ядерщиков за рубеж, возникли панические слухи о том, что наши сейчас понаделают атомных бомб для всех желающих, включая Каддафи. Отец только смеялся. Спорил на коньяк, что не сделают ничего и никому. А что Ливии не сделают — на ящик. «У ливийцев руки из задницы растут», — говорил он. И был прав: когда в девяносто четвертом Ливии понадобилась всего-навсего АЭС, ее строили из французских и английских комплектующих индийцы, болгары, сирийцы. А ливийцы только молились. И неспроста потом Каддафи публично отказался от своей оружейной программы. Уже в девяностые ее нереально было создать втихую. Как только где-то наклевывается что-то «оружейное», приходят большие дяди и отнимают твои игрушки. У хитреца Каддафи была игрушка, с которой он не мог управиться, — и он ее красивым жестом выбросил.