Войти в забаррикадированный терем удалось только после того, как один из бойцов забрался в окошко на втором этаже и открыл запертую изнутри дверь на крыльцо. Боярыню с детьми мы нашли в чулане за здоровенным сундуком – Пелагея лежала в обмороке, а перепуганные дочери рыдали над телом матери. Дворня вся расползлась по щелям, забыв о боярыне, а три девки даже забрались на крышу терема, откуда их пришлось снимать, обвязав веревками.
Четверо бойцов отнесли боярыню в ее покои, и, пока дворовые девки приводили Пелагею в чувство, личный состав дружины занимался подсчетом потерь и сбором трофеев.
Убитых в моем войске оказалось всего трое – двое часовых, которых татары зарубили во дворе перед воротами, когда те пытались убежать, бросив боевой пост, а третьего бойца застрелил лучник, когда мы открыли огонь из казармы и один из налетчиков все-таки успел выпустить единственную стрелу. Парню просто не повезло, стрела попала ему точно в глаз. Было еще четверо легкораненых, но они получили не боевые травмы – двоих бойцов помяли перепуганные лошади, которых они попытались поймать, третий подвернул ногу, а четвертый порезался, наступив на валявшийся на земле нож.
Противник потерял пятьдесят два человека убитыми, и четверых мы взяли в плен. Правда, среди нападавших оказалось много тяжелораненых, которых я приказал добить, чтобы они зря не мучились. По нынешним временам практически любое огнестрельное ранение в грудь или живот – верная мучительная смерть, поэтому мой приказ являлся актом милосердия, а не заскоком садиста. Чтобы хладнокровно резать раненых, нужна привычка, и это необходимо сделать, пока бойцы не отошли от боевой горячки. Во дворе усадьбы мы также настреляли двадцать четыре лошади, а остальные ускакали в открытые ворота. При этом взбесившиеся кони насмерть растоптали полтора десятка своих же хозяев, которые бросились к лошадям, чтобы спастись бегством.
Самой большой неожиданностью оказалось то, что на усадьбу напали не татары, а самые настоящие русские, закосившие под татар. Действительно, среди налетчиков было полтора десятка татарских воинов, но руководил налетом боярин Путята Лопахин собственной персоной, родовая вотчина которого находилась в двадцати верстах от Вереи. Среди убитых также оказались младший брат Путяты и бывший тиун боярыни Пелагеи Андрей Мытник. Сбежавший тиун, похоже, и был инициатором нападения на усадьбу – предатель таким способом хотел втереться в доверие к новому хозяину.
Высланная мною в Верею разведка вернулась через час и доложила, что налетчики там порезвиться не успели, по-видимому решив сначала захватить боярскую усадьбу, а уж потом заняться мародерством в деревне. Я отправил разведчиков назад с приказом привести мужиков с подводами, чтобы вывезти из усадьбы людские и лошадиные трупы, а сам пошел к боярыне с докладом.