День триста шестьдесят четвёртый.
Прошёл год! Не верится, неужели только год минул с того проклятого Дня. Будто целая вечность… Сейчас, кажется, что только так мы и жили всегда. Словно ни у кого из спасшихся в Убежище не было до этого другой жизни. Не было радостей, любви, солнца, наконец…
- Неужели это когда-то кончится? - гадал я бесконечными ночами.
Беспросветная борьба за существование подорвала силы людей. Попробуйте мечтать о счастье, когда нечего пить. Попробуйте рисовать картины, если нет света, и почти всё время проводишь в темноте. Попробуйте говорить о любви, если перекрыт воздух!
Мы пережили все беды, и я с гордостью могу сказать, мы остались людьми.
- Битву за право жизни мы выиграли!
Досталось нам такое естественное право тяжким трудом…
Я закончил предыдущие записи после месяца проведённого нами под землёй. Тогда наивно думалось, что самое трудное позади. Глупец! Всё самое тяжёлое только начиналось…
Именно по этой причине я не брался за дневник одиннадцать месяцев. Не хватало сил…
Мы пахали круглые сутки, чтобы Община смогла выжить. Негромкие слова Ивана Петровича Григорьева прозвучали, как вынесенный приговор:
- Вода заражена!
- Ну и что?
- Пить её нельзя. Мы в таком случае медленно умрём от радиации.
- Как так? – я попытался спрятаться от страшной правды за умными словами.
- На поверхности больше месяца валит чудовищный снегопад. Слой снег закрыл землю многометровой изолирующей шапкой. Артезианская скважина, питающая Убежище пробурена на глубину больше ста метров. Как радиация попала в воду? Почему до сих пор она была нормальной, а теперь вдруг оказалась заражённой?
Я зло посмотрел на старого, уставшего собеседника, будто он один виноват в случившейся беде. Мы стояли в низкой комнате, где находилась упомянутая скважина. В углу, в свете одинокой лампочке, тускло блестели нержавеющие бока автоматической линии по очистке и разливу воды. Линия досталась нам случайно, до Дня здесь разливали на продажу воду в девятнадцати литровые баллоны. Григорьев разговаривал со мной, как с неразумным дитём:
- Глубина скважины некоторое время спасала нас.
- А теперь?
- Заражённой воде с поверхности понадобилось некоторое время, чтобы просочиться вглубь. Морозы мешали этому процессу, поэтому какое–то время мы выиграли.
- Вот именно какое-то, – буркнул я не скрывал раздражения. - А что делать дальше?
- Дальше медленная смерть. Или от жажды или от радиации... – Григорьев словно смирился с подобной участью. - Выбирайте.
Сказанное окончательно вывело меня из себя. Я схватил двумя руками Ивана Петровича за лацканы потёртого пиджака и притянул вплотную. Я немного сошёл с ума, впрочем, в той ситуации это не являлось большим грехом и крикну: