Но я не могла уйти из жизни, не открыв ему всего...
Однажды в белом халате вошел высокий тощий человек, может быть врач-ординатор или студент-практикант, с выцветшими бровями и веснушчатым лицом. Я его не видела прежде. Он наклонился ко мне и сказал:
- Простите, товарищ... я по поручению Бурова.
Он так и сказал - "товарищ"... А может быть, даже назвал меня Сехевс. Или мне только хотелось этого?
- Буров просил... Ему сейчас очень плохо... Но ему все же разрешили увидеть вас.
- Меня? - не веря ушам, спросила я.
- Да. Я отвезу вас в кресле. Постарайтесь быть бодрой.
И снова мне показалось, что он добавил или хотел добавить "товарищ Сехевс"... Почему в кресле? Ах да, я ведь уже не умею ходить!..
Я заволновалась. Сестра дала мне зеркальце. Я попудрилась, ужасаясь своему виду.
Ординатор словно в ответ сказал:
- Он едва ли сможет рассмотреть вас. Он чуть тлеет!..
Боже мой!.. Буров... и тлеет!..
И все-таки я даже намазала губы, сделала такую прическу, какую Буров больше всего любил, "помпейскую", как он говорил, - высокую, зачесанную с затылка наверх.
Кресло на колесах уже ждало меня. Ординатор легко взял меня на руки и посадил в него. Он был очень силен, этот жилистый "лейтенант", как я его мысленно прозвала.
Он покатил меня по знакомому коридору с пальмами. Здесь мы "тайком" встречались когда-то с Буровым.
Меня ввезли в его палату.
Под одеялом лежал огромный человек, но на подушке виднелось лишь подобие лица, напоминая скорее кость... И свет еще падал на подушку так, что глазницы казались черными и пустыми.
Кресло поставили рядом с кроватью. Мне помогли наклониться. "Лейтенант" тактично ушел. Остались только старушка няня и моя медсестра. Она не отходила от меня и, я уверена, не была ни лейтенантом, ни старшиной. Женщина о женщине судит безошибочно.
- Буров, - тихо сказала я, - вы слышите... ты слышишь меня? Я пришла.
Его губы шевельнулись. Мне показалось, что он хотел сказать:
- Спасибо, родная...
Слезы мешали мне смотреть. Я сжимала его высохшие руки.
- Буров, все было неправда в том, что я говорила тебе, все! - с жаром сказала я.
Он открыл глаза. Они были живые, они улыбались. Он был счастлив.
Я не лгала, но он понял меня по-своему. Может быть, он вспомнил мои слова о том, будто он не нужен мне, что будто я не люблю его...
И я поцеловала его в жесткий костяной лоб, поцеловала по-женски, так, чтобы почувствовал...
Он посмотрел на меня радостно, потом сощурился. Его взгляд стал проницательным. Я поняла, что сейчас он хочет знать все.
И тогда я наклонилась и стала говорить ему. Я знаю, никто не позволил бы мне этого сделать, если бы я спрашивала разрешения. Но никто не посмел и остановить меня.