Если бы я схватил её за шею, то задушил бы и не заметил, - с ужасом осознал Хайнц. - Я только что кричал, что никого не убивал. И прямо крича, вот на этом же месте чуть её не убил!
Он выпустил её, ещё не успев додумать эту мысль, и бросился в ванную. Ему было дурно. Он открыл воду, хотел подставить голову под холодную струю, но стал боком оседать на плиточный пол рядом с раковиной.
- Господин Эверс, Хайнц! О, Боже мой! - Лариса была уже рядом. Она начала брызгать ему в лицо водой, потом бросила в раковину полотенце и, не отжав, полным воды, начала тереть ему лоб, глаза. - Господи, Боже, помилуй меня грешную, - лепетала Лариса, - Хайнц, миленький, ты умираешь? Не умирай, пожалуйста! Хайнц! - Она стала покрывать поцелуями его лицо. - Мальчик мой родненький, только не умирай, пожалуйста! Прости меня! Прости меня!
Она беспомощно оглянулась. Ванная комната была такая маленькая, что, падая, он упёрся ногами в дверь. Лариса была даже не в состоянии выйти и позвать на помощь. Только плакала, просила прощения и целовала его.
Он не умирал. Он всё слышал, только пошевелиться не мог. Потом открыл глаза.
- Хайнц, тебе лучше? - она погладила его по лицу. Выглядела она ужасно. Себя он не видел, но она выглядела ужасно. Распухший от слёз нос, чёрные потёки косметики, размазанные по всему лицу, прыгающие губы.
- Ты выглядишь ужасно,- слабым голосом сказал он, пытаясь подняться.
- Да. Ты тоже, - радостно закивала она, поддерживая его за шею.- Тебе правда лучше? Не умирай, пожалуйста, - она перестала целовать его лицо, но стала палец за пальцем быстро целовать руку. - Ты простишь меня когда-нибудь? - И добавила, всхлипывая как ребёнок: - Я больше так не буду.
Он попытался улыбнуться и стал подниматься. Лариса помогла, и они тихонько добрели до постели. Он лёг, ёжась от мокрой, холодной рубашки.
- Сейчас-сейчас, - сказала Лариса, быстро расстёгивая её. Потом теми же ловкими движениями, что и рубашку, она стянула залитые водою светлые брюки. Слабой рукой он пытался сохранить полосатые плавки, но она не обратила внимания на жест, и они тоже полетели на пол.
- Сейчас-сейчас. Я согрею тебя.
Она тоже быстро разделась, легла на него сверху и накрыла себя и его голубым одеялом. Хайнц чувствовал себя пустым и легким. Её тёплая тяжесть была необыкновенно приятна и уместна. Казалось, что только она и прижимала его к земле, а иначе он просто улетел бы к потолку с голой лампочкой на сиротских проводах.
- Тебе надо поменять лампу, - тихо и медленно сказал он.
- Я поменяю, - с готовностью согласилась она, - я думала, что ты умираешь. У меня папа так умер. Мы завтракали втроем с мамой. Он начал вдруг крениться на бок и сполз на пол. А на следующий день умер. Так и не очнулся. Ничего мне не сказал, - она начала опять дрожать, и Хайнц почувствовал тёплые слёзы у себя на шее.