Она помолчала. Потом продолжила:
- Еврейская мать - это особое явление. Она хранит семью, как свечу на ветру. И для всех евреев это нормально, они все из таких семей. Большинство, во всяком случае. Ненормально, когда это не так.
- Да, я понимаю теперь, что ты говорила о других невестках своей Ханны. Они русские.
- Им это чуждо природно. Они её не переносят органически. Ты себе не представляешь, до какой степени. Обе - воспитанные и добрые бабы. Никогда не сквернословят. Звонят мне по очереди, не сговариваясь, и кроют её чёрным матом. Прямо трясутся. Если бы одна ещё, я могла бы подумать, что просто плохой характер. Ханну же я знаю! Но они кроют её обе - Алла и Людмила - в одинаковых выражениях. Повторить я это не могу. Людмила в Германии жила с Ханной полгода в одной квартире, пока не попала на месяц к психиатрам. Тогда Даниил, муж её, согласился переехать. До того он не хотел оставлять родителей. Оба старших сына очень привязаны к старикам. Тут - полная взаимность. А внуки заодно с матерями. Те ведь - хорошие матери. Просто манера заботиться другая.
- Ты не чувствуешь себя русской?
- Это интересно. Что под этим понимать... Если чужие смеются над русскими или ругают их, я чувствую себя русской. Если французов - француженкой. А если евреев - то еврейкой. Это кто-то из ваших, по-моему, сказал: "Я еврей не по той крови, что в жилах, а по той, что из жил..." Так что я - настоящая безродная космополитка.
- А ты была в Израиле?
- Нет. А ты?
- Был. И не один раз. У меня там есть друзья. Мы съездим к ним. Обязательно. И что касается личной смелости, то отсутствия её я там не замечал. Скорее наоборот.
- Теперь у них есть государство...
- Да. Наверное. Я пойду с тобой к Ханне. Я пойду с большим интересом. Давай прямо завтра, не дожидаясь субботы.
- Да, в субботу не стоит.
Уже подъезжая, они увидели Лазаря Глазмана, гулявшего с собакой. Хайнц с Лорой переглянулись и расхохотались. Такое не часто увидишь, такие сцены ставят в хороших комедийных фильмах талантливые режиссёры: высокий и слишком атлетичный для своих морщин старик с крупной головой и подходящими для неё крупными чертами лица, ссутулившись, водил по кругу маленькую, очень толстую собаку.
Когда Хайнц с Лорой подошли ближе, Хайнц понял, что когда-то эта собака была болонкой. В молодости она была болонкой. Но сейчас почти вся её шерсть вылезла и торчала отдельными серыми волосками на такой же серой, покрытой старческими пигментными пятнами спине. Никогда не думал, что у собак могут быть старческие пятна на коже, - подумал Хайнц, глядя на странную пару: собака, не поднимая головы, уныло и безысходно тянулась за ссутулившимся, мрачным стариком. Они напоминали каторжников на прогулке.