Как оказалось, он совершенно не преувеличивал. Едва все кони и люди скрылись в поросшей деревьями и кустарником балке, как из-за поворота показался следующий отряд. Сколько мы пролежали после этого, мне сказать трудно, но солнце начало ощутимо припекать.
— Больше сорока конных! Но за ними никого! Что делаем? — видно было, что атаману хочется потрепать этот отряд, тем более что зазор был непривычно велик, но смущала его численность.
— Бьем басурман! — дружно крикнули все.
Я промолчал. Теоретически, был принципиально против нападения на отряд, превышающий по численности количество стрелков в засаде. Война это не спортивное соревнование, к честной борьбе и к подвигам мы были не готовы. Но практически, как и всех, меня задрало лежать на этом поле. "Авось обойдется", — подумало большинство из нас…
С самого начала все пошло наперекосяк. В отряде оказалось сорок шесть человек. Если бы мы удачно отстреляли первый залп, десять человек под перекрестным огнем растаяли бы как дым…
Не знаю, как можно допустить столько промахов, либо перепутать цели, но в результате мы едва уполовинили неприятеля. Расслабленность и долгое ожидание сыграли с нами злую шутку. И осталось нас фактически поровну в скорострельной дуэли лучников. К шестнадцати фланговым лучникам присоединились Андрей, Лавор и я.
Увидев выскочивших из балки им навстречу всадников, татары дружно повернули назад, отстреливаясь от вскочивших казаков. Наши вымазанные землей лица и странные халамиды из травы и веток безусловно впечатлили их. Возможно это, вкупе с отличными доспехами всех наших лучников, скрытых под маскхалатами, спасли многих из нас. Но не всех…
Разворачивая коней и огибая сбившийся в центре табун, оставшиеся в живых татары поневоле вынуждены были слегка заскакивать на горб. Казалось, они несутся прямо на тебя, я пускал стрелу за стрелой не разбирая в этой мясорубке, где конь, где всадник. Все мои бездоспешные стрелки, должны были лежать на земле и не шевелиться, пока лучники добивают оставшихся в живых. Должны были…
У двоих не выдержали нервы и они вскочили на ноги. "Ложись!" — страшно закричал я, понимая, что уже поздно. Они легли почти сразу. Один поймал стрелу в грудь, второй в спину. Жало стрелы, мертвецки холодное, но обжигающе острое, скользнуло мне по щеке и щека начала пульсировать в такт с моим сердцем. Что-то теплое и соленое потекло по моим губам, затекая в открытый криком рот, заставляя сглотнуть и закрыть губы. Живые враги как-то внезапно закончились. Мимо пробежал матерящийся атаман, повторяющий, как заевшая пластинка: