— Кругом! На месте шагом марш! Рядовой Бокарев!
— Я!
— Встать!
— Есть!
— Сесть! Встать! Сесть! Встать! Сесть! Встать! Живее! Сесть! Встать! Сесть! Встать! Сесть! Встать! Сесть! Встать! Живее! Сесть! Встать! Рядовой Бокарев!..
А ночью солдат плакал, тихонько, чтобы никто не услышал. «Это жестоко! Я же человек!» — шептали губы.
У офицера была жена. «Миша, сходи в магазин», — говорила она. И он шел. «Миша, у меня голова болит», — и он мыл посуду. «Миша, ты глуп как пробка», — и он съеживался и делался похожим на побитую собачонку.
Жена часто уходила из дому. Офицер оставался один. Ему становилось жалко себя, и он бормотал, всхлипывая: «Это жестоко! Я человек!»
Его жена уходила не в театр. Его жена уходила к солдату Бокареву.
Солдат сосал из его жены деньги. Солдат обзывал его жену шлюхой. С солдатом его гордая жена становилась дворняжкой.
А когда, опустив голову, вся униженная и оплеванная, она плелась домой, ей хотелось плакать, губы ее вздрагивали, и она шептала: «Ах, как это все-таки жестоко! Я ведь тоже человек!»
А сверху смотрел на них Бог. И плакал».
Над нами Бог плачет, граждане, а мы все виноватых на стороне ищем. Не лучше ли, не разумнее ли взглянуть вокруг себя, но главным образом в самих себя.
Посмотрим, как говорится, суровой правде в глаза.
Если вечно пьяный президент прилюдно оскорбляет и унижает подчиненных, публично безобразничает на международных встречах и приказывает избивать и расстреливать своих политических оппонентов, то почему, воочию лицезревший все это по телевидению солдат не может соблазниться тем же самым удовольствием по отношению к своему младшему сослуживцу?
Если главный реформатор страны, большой, извините за выражение, интеллектуал, похожий на отъевшегося клопа, также перед телевизионной камерой не стеснялся заявить многомиллионной аудитории в беседе с журналистом Карауловым, что он считает вправе питаться лучше других россиян, то с чего бы девятнадцати-двадцатилетнему парню стыдиться насытить свою алчущую плоть за счет беззащитного товарища по казарме?
Если печать, радио, кино и телевидение агрессивно навязывают обществу эгоизм, обогащение и право силы в качестве образцов для подражания, а страна в целом давно превратилась в одну сплошную воровскую малину со всеми ее преступными законами и правилами, то ради каких таких высоких принципов начинающий взрослую жизнь солдат должен ограничиваться в своих инстинктах и желаниях?
И если знаменитый на всю страну престарелый гитарист, полагающий себя почему-то большим аристократом (Господи, и откуда эта спесь в потомке тифлисских лавочников!) невозмутимо рассказывает читателям, как он наслаждался зрелищем избиений и убийств около Белого дома в октябре 93-го, а ряд дряхлеющих «властителей дум» от Александра Солженицына до Василя Быкова включительно поддерживают его в этом, то по какой такой причине молодым, изнывающим от безделья и томления плоти ребятам не потешить себя подобным же образом на своем уровне?