Тридцатые годы. Только-только завершились кровавая коллективизация крестьянства и искусственный голод на Украине, унесшие миллионы и миллионы ни в чем не повинных жертв; по стране прокатилась волна политических процессов и чисток; цензура в области культуры сделалась тотальной, а новые апологеты «советского рая» уже поспешили на «загнивающий Запад» с сенсационными сообщениями о торжествующей в Советском Союзе демократии, «счастливой жизни трудящихся» и преимуществах социалистического реализма.
И снова западные аудитории цепенели от восторга и восхищения, умиляясь упитанностью и франтоватостью «полпредов культуры» из Страны Советов.
И снова на помощь им спешили лучшие из лучших столпов прогрессивной культуры капиталистического мира: Томас Манн, Бертольд Брехт, Лион Фейхтвангер со сворой других, рангом поменьше.
И снова все кончилось тем же: одним (среди них назовем хотя бы Михаила Кольцова, Исаака Бабеля, Владимира Киршона) — смерть в ГУЛаге или пуля в затылок, а другим (из тех, кого я назвал выше) — прижизненная слава, солидный счет в банке и посмертные почести.
Сороковые годы. В эйфории совместной победы над фашизмом культурное братание превратилось в разновидность эпидемии. Французские мыслители в верноподданническом экстазе договорились до того, что провозгласили лозунг: «Если ты не сталинист, ты не интеллектуал». Дальше, как говорится, было некуда.
Перед очередным поколением советских дезинформаторов от культуры вроде Константина Симонова, Ильи Эренбурга, Александра Фадеева, как по щучьему велению открывались двери любых салонов, кабинетов, респектабельных домов. Пропагандистские байки недавних «братьев по оружию» принимались как истины в последней инстанции, а смельчаки, пытавшиеся в них сомневаться, предавались всеобщей анафеме.
Не осталась в стороне от этого заманчивого поветрия и наша эмиграция. Советским патриотизмом заразились знатнейшие русские фамилии: Волконские, Кривошеины, Татищевы и иже с ними. Бердяев вывесил над своим домом красный флаг. Наиболее стосковавшиеся по русским березкам и славе имперских знамен встали в очередь за советскими паспортами. Сам Молотов вместе с послом во Франции Богомоловым благословлял простаков в их патриотический путь. Брали их прямо по прибытии в Москву на Белорусском вокзале. Впоследствии о большинстве из них никто ничего не слышал.
В это же время миллионы советских военнопленных заполняли бесчисленные лагеря от Воркуты до бухты Нагаева, военные трибуналы беспощадно расправлялись со вчерашними победителями, в числе которых оказался и Александр Солженицын, и новый голод косил сотни тысяч крестьян на Украине и в Молдавии. К тому же вскоре подоспели и погромы еврейской интеллигенции, в которых погибли лучшие ее представители — Михоэлс, Маркиш, Квитко и множество их собратьев.