* * *
– Товарищ полковник, – голос стажера был артистически серьезен, прямо как в шпионском детективе. – Объект Лукьянов встретился в кафе с объектом Красавиной. Позиция удобная, веду запись разговора.
Созданные Гуровым группы наружного наблюдения из курсантов-стажеров работали хорошо, только больно увлекались театральностью. В МУРе их снабдили аппаратурой для скрытой кинофотосъемки и аппаратурой для аудиозаписи на большом расстоянии с направленным микрофоном. Группа, наблюдавшая за Красавиной, сейчас застукала Лукьянова на встрече с любовницей.
– После окончания встречи наблюдение за Красавиной продолжать, – приказал Гуров. – А один с записью срочно на Петровку.
Через час запись была доставлена в кабинет Сузикова. Высокий, коротко остриженный парень-курсант стоял навытяжку в дверях. Гуров усмехнулся и выразительно посмотрел на Крячко.
– Вольно, курсант! – рявкнул Стас. Убедившись, что парень вздрогнул от неожиданности, он добавил уже мягче: – Выправка хорошая, но пора от нее избавляться. В глаза бросается.
– Может, сначала в техотдел отдадим, – предложил Сузиков, – пусть синхронизируют изображение и звук.
– Потом, сначала послушаем, – покачал Гуров головой и повернулся к курсанту: – Э-э… к объектам кто-нибудь подходил во время разговора, до него или после?
– Нет. Красавина подъехала на машине и сразу вошла в кафе. Заказала кофе, но этого на пленке нет, мы еще не записывали.
– Вы уверены, что с официантом она говорила только о кофе?
– С официанткой. Наверняка, потому что Красавина повернула голову к проходившей официантке, сказала что-то короткое, и та ушла, кивнув головой. Потом она молча принесла кофе и сразу отошла.
– Через сколько подъехал Лукьянов?
– Минут через десять. Он ни к кому не подходил и ни с кем не общался. Сразу прошел в кафе и сел напротив Красавиной. Тут мы уже начали писать.
– Понятно. Давай врубай запись.
Запись шла не с самого начала разговора. Видимо, курсанты все же замешкались с нацеливанием и включением. Но по первым же фразам было понятно, что разговор начался с упреков, которые отпускала в адрес Лукьянова женщина.
«– …избегаешь. Миша, я все понимаю, но и ты меня пойми, пожалуйста.
– Я не избегаю, Ира. Просто мне нужно побыть одному.
– Ты разлюбил меня?
– Ира, давай не будем говорить на эту тему. Сейчас это звучит… кощунственно. Я не могу.
– Миша, я сожалею, но ничего поправить нельзя. Ты и сам понимаешь. Я знаю, что тебе трудно, что ситуация непростая. Но когда человек любит другого, то мне кажется естественным стремление быть рядом в трудную минуту. Я сожалею, что все так разрешилось. Не так, как мы с тобой мечтали.