— А если я не хочу танцевать?
— Shut up…[20]
Он не мог вспомнить, когда танцевал в последний раз. Пятничный вечер начинается совсем неплохо. Танцы… Она принесла вино, лангустов…
— Тебе хорошо так же, как и мне… — шепнул он ей в ухо.
— Shut up…
Они танцевали, пока не кончилась музыка. Потом пошли в кухню. Он начал готовить коктейль.
— Когда ты в последний раз пил сухой мартини? — спросила она.
— Лет пять назад… Stirred or shaked?
— Shaked of course, not stirred.[21]
— О’кей… если удастся.
Она внимательно посмотрела на него. Лицо заострилось, бледный. Под расстегнутым воротом сорочки рельефный рисунок сухожилий. Он поднял голову и улыбнулся.
— Ты что-то празднуешь, Эрик?
Он отложил серебристый шейкер.
— Наоборот.
— Как это?
— Нужна смена обстановки… что-то другое.
— Что-то, кроме… кроме того дикого случая, с которым ты работаешь?
— Да, пожалуй… Что-то яркое и сверкающее, — кивнул он на шейкер.
— Тогда наливай.
Он налил, и они выпили по глотку.
— По-моему, замечательно. Холодный и сухой.
— Не слишком много вермута?
— Может быть… но все равно замечательно.
— Ты снобка.
— А ты что скажешь?
— Мог бы быть посуше.
— Но так тоже хорошо… по-другому, но хорошо.
— Да…
— Накроем стол и поговорим о прошедшей неделе?
— О твоей неделе, — сказал Винтер.
— О моей… но выговориться-то надо в первую очередь тебе.
Он вышел из ворот и удивился — вновь настало лето. Бабье лето… или как это называется? Индейское лето? Интересно, это одно и то же, или есть какая-то разница?
Еще не было восьми, и ночная мгла пряталась в тени дома. Мусороуборочная машина двигалась по той стороне площади и вращающимися щетками сметала остатки утреннего тумана. Кучка людей на трамвайной остановке. Все как всегда. Небольшой пикап привез свежий хлеб в подвальный магазинчик «Васа». Винтер потянул носом — хотелось есть. Он выпил только чашку кофе. Ангела все еще спала, сбросив простыню. Он полюбовался ее телом в свете ожившего лета, укрыл и вышел из дома.
Он долго не мог заснуть, все размышлял над детскими рисунками, но четыре часа назад его все же сморило — и он в ту же секунду оказался в лесу. Шел дождь, а рядом, на поляне, сияло солнце. На тропинке перед ним стояла белая машина невиданных форм и пропорций. Кто-то детским тонким голоском выкрикнул его имя. Он повернулся и увидел, что тропинка ведет к морю, а на волнах качается кораблик, словно вырезанный из рисунка. В окне машины рыжая головка… Детское лицо постепенно росло и росло, пока наконец не стало больше окна. Потом он почему-то оказался на корабле. Стоял на палубе, держась за релинг. В воде плавал башмачок, а на горизонте смутно виднелся маяк. Корабль подошел ближе, и он разглядел, что это не маяк, а ветряная мельница. Лопасти медленно вращались… Он опять увидел чье-то лицо, но оно тут же превратилось в часы с губами-стрелками. По-прежнему шел дождь и сияло солнце. Над мельницей на ветру полоскался флаг… А потом он почему-то оказался в машине с маленькой девочкой, и она показывала пальчиком, куда ехать. Он посмотрел вниз и увидел на левой ноге маленький детский башмак с ремешками.