– Иванова, ты чего кричишь? – попытался сопротивляться Конищев. – Кажется, мы с тобой уже – того… Точнее – не того.
– Ладно, говори, ты показывал этой девке свой скрамасакс? – перешел к допросу Кузнец. – Значит, ты ее действительно знаешь? Твоя девка?
– Ну, не то, чтобы – моя. Теперь даже и не моя… – пробормотал Конищев, но, наткнувшись на мое свирепое лицо, начал что-то вспоминать об общем деле и вовсе запнулся. – Ну, показывал как-то… И что с того?
– Нечистый на руку женщина – это сильно нехорошо, – снова вставил свою реплику «восточный мудрец». – Зачем такой красивый девушка ворует?
– А мне так – ндравится! Если ндравится, то что? – ответила я точно так же, как говорила когда-то Светка Линькова на родительском собрании, когда ее стыдили за воровство и спрашивали о причинах, которые толкают девочку из хорошей семьи на такие некрасивые поступки.
Ндравилось ей – и все тут!
Кузнец принялся было задавать и другие вопросы по делу, но Конищева еще больше развезло, и он теперь только пьяно, бессмысленно улыбался.
– Ладно – гони тысячу баксов, и я ее тебе отдам, только чтобы больше сюда не совались. Ни она, ни ты… – наконец не выдержал Кузнец. – Ты мне с первого раза, еще тогда не понравился. Учти – чтобы духу твоего здесь не было вместе со своей Лилей!
– С Ли-лей… – мечтательным эхом повторил Конищев, но больше ничего прибавлять не стал.
Было уже темно, когда мы с Конищевым потопали по направлению к деревне по тропке между камышей.
Сергей все время качался, шатался, спотыкался, и мне постоянно приходилось его поддерживать, чтобы он не рухнул лицом в воду.
Мне все еще не верилось, что удалось отделаться пусть даже и не очень легким – испугом.
Но все же по-настоящему я вздохнула с облегчением лишь тогда, когда заметила свою машину, которая одиноко стояла в темноте возле камышинского продуктового магазина.
– Иванова, это твоя? – спросил Конищев, опираясь на капот.
– Мы эту тему уже несколько раз обсуждали.
– Правда, что ли?
– Ты лучше скажи, где взял деньги? – спросила я Сергея, запихивая его на заднее сиденье.
– Никола дал, – пробормотал Конищев. – Я как раз за товаром должен был ехать, а тут ко мне приходит этот самый, с черными усами. Говорит, собирайся, бери деньги, девушку выручать надо. А я уже того – немного не того…
– Ясно. А у тебя еще сколько-нибудь осталось?
– Ну есть рублей двести. А что?
– Есть хочу, умираю. Сейчас остановимся возле первого же кафе, и я поем, пока ты тут поспишь.
По дороге я включила в машине радио и не могла удержаться, чтобы не начать подпевать в такт какой-то зарубежной ритмичной музыке.