— Ванда, — проговорил он, нежно взяв ее за руку, — ведь эта разлука не вечна; ничто не мешает нам время от времени навещать твоего отца. Через год ты снова увидишь его; обещаю тебе это.
Графиня печально покачала головой.
— Если мы тогда еще застанем его в живых! У меня такое предчувствие, что он в последний раз обнял меня.
Нордек молчал; у него при прощании появилась такая же мысль. Силы графа были надломлены; кто мог знать, на сколько времени их еще хватит?
— Ведь твой отец будет не один, — наконец возразил он, — моя мать последует за ним, и этим решением она снимает с нас тяжелую заботу. Ты знаешь, как она любит своего единственного брата; она будет служить ему поддержкой, в которой он так нуждается.
Взгляд Ванды все еще был прикован к судну, исчезавшему вдали:
— Ты тоже теряешь свою мать сразу же после того, как нашел ее, — тихо произнесла она.
При этом воспоминании Вольдемар нахмурился.
— Ты думаешь, мне легко? Но все же я боюсь, что она права: у нас слишком одинаковые натуры, чтобы мы могли ужиться друг с другом. Если бы я был выходцем из ее народа или она — из моего, то, конечно, все было бы иначе, теперь же мы можем только протянуть друг другу руки через пропасть, но действовать заодно не в состоянии. Она увидела это яснее, чем я, и избрала самое лучшее для нас всех. Ее решение нас примирит.
Молодая графиня подняла на него свои темные, полные слез глаза.
— Ты забыл мрачное предсказание моего отца? Между нами тоже лежит роковая национальная рознь, сделавшая несчастными твоих родителей.
— Потому что между ними не было любви, — добавил Вольдемар, — потому что основой их брака был холодный расчет. Я отвоевал свою невесту у этой роковой розни и сумею защитить от нее и свое счастье. Если действительно наш брак является риском, то мы можем себе это позволить.
Легкие облачка, плывшие по небу, стали окрашиваться в розовый оттенок, и на востоке заалела заря. Весь горизонт загорелся огненным сиянием, и волны были словно окаймлены расплавленным золотом. Сверкающее дневное светило медленно поднималось из воды все выше и выше, пока, наконец, совсем отделившись от нее, не появилось на небе, светлое и яркое.
Первые лучи солнца достигли Букового полуострова и прорвали белый туман, расстилающийся между деревьями; он стал опускаться на покрытую росой траву и рассеялся по лесу. Утренний ветерок пробежал по густым вершинам буков, но их шелест не навевал больше мрачных разговоров, как тогда, на лесной лужайке Вилицы. Но именно там из осеннего тумана вырисовалась та мечта, которая теперь превратилась в действительность.