Рады встрече были и те и другие. Оказалось, что князя Михаила дружинники знают — видели, когда дружина, во главе которой он ехал рядом с Ратибором, проходила мимо того места, где стояли сотни ростовского князя.
Устроив поближе к костру княжича и его спутника, Степан привязал рядом со своими лошадьми уставшего коня гостей, а Добрыня развернул холстину и, смущаясь, протянул уставшим людям вкусно пахнущее зажаренное мясо.
— Отведайте нашего угощения, сразу полегчает, по себе знаем! — проговорил он и облизал измазанные пальцы.
Воевода с благодарностью кивнул, а затем встал и, подойдя к коню, отвязал заветный мешок.
— У нас тоже есть для вас угощение, рыбу и вот хлебушка Бог послал, — сказал он и дал Степану и Добрыне по сухарю. Мог бы и не делать этого, ведь путь предстоял далекий, и неизвестно, удастся ли разжиться какой‑нибудь едой, но иначе поступить не мог, видел, что и дружинники поделились последним.
Михаил, сомлев от еды и тепла, быстро уснул, а воевода со Степаном и Добрыней еще некоторое время обсуждали, как будут действовать дальше: разойдутся ли утром в разные стороны или вместе направятся к Великому Новгороду, куда надеялся добраться воевода.
Егор Тимофеевич не мог и не хотел настаивать на том, чтобы дружинники шли вместе с ними, но они сами, не задумываясь, приняли такое решение.
— Князю молодому защита надобна, а у вас, как я вижу, и оружия никакого нет, — сказал рассудительный Добрыня, — а нам теперь все рано, куда податься.
— Это ты верно приметил, ни меча, ни лука не удалось нам сохранить, хорошо хоть целы остались, и за то Бога благодарить должны, — с горечью проговорил Егор Тимофеевич и коротко поведал о том, что им с князем пришлось пережить за этот долгий день.
Степан и Добрыня слушали княжеского боярина, раскрыв рты, то и дело смахивая с глаз какие‑то соринки. Когда тот замолчал, заговорил Степан.
— Нам‑то повезло, — кашлянув в кулак, глухо сказал он. — Едва Василько Константинович к великому князю подался, сотник, земляк наш, Федот — ему, вишь, рыба надоела — послал нас дичи на вечер наловить, вот и ушли мы еще до полудня. Впятером. А как в лес вступили, разбрелись в разные стороны. Шли–шли, ни птахи, ни зверя — никого! Словно вымерли все! Забрели в чащобу, заплутали. Выбрались только под вечер, уж в сумерках. Кони устали, шагом шли, да и мы притомились, к тому же добыча наша невелика оказалась. Окромя выговора от Федота и не дождались бы ничего. А вон вишь, как все вышло‑то…
— У меня глаз острый, я издали еще заметил: на поле что‑то неладно, — заговорил Добрыня, сменив замолкшего соратника. — К опушке‑то выехали, а на том месте, где дружины стояли… темна земля от мертвых. А по телам… — Рассказчик замолчал и, глянув в сторону спящего Михаила, продолжил тихо: — Ходят кони, и поганые копьями добивают тех, кто еще шевелится… Мы постояли–постояли да и в лес назад подались, благо нас никто не заметил. Так и ушли.