— Да, сэр, все окна.
— Слушайте, Барримор, — произнес сэр Генри сурово, — мы решили добиться правды от вас, а потому чем раньше вы ее скажете, тем будет вам легче. Ну-с, так без лжи! Что вы делали у окна?
Он смотрел на нас с беспомощным выражением и ломал руки, как человек, доведенный до крайнего горя.
— Я ничего не делал дурного, сэр. Я держал свечку у окна.
— A для чего вы держали свечку у окна?
— Не спрашивайте меня, сэр Генри… не спрашивайте! Даю вам слово, сэр, что это не моя тайна и что я не могу ее выдать. Если бы она не касалась никого, кроме меня, то я бы не пытался скрыть ее от вас.
Меня вдруг осенила мысль, и я взял свечу с подоконника, на который поставил ее дворецкий.
— Он, должно быть, держал ее, как сигнал, — сказал я. — Посмотрим, не последует ли ответа.
Я держал свечу так, как он это делал, всматриваясь в темноту ночи. Я смутно видел черную полосу деревьев и более светлое пространство болота, потому что луна скрылась за тучи. Я издал возглас торжества, потому что сквозь покров ночи вдруг показалась тоненькая желтая точка, ровно светившая прямо против окна.
— Вот и ответ! — воскликнул я.
— Нет, нет, сэр, это ничего… совсем ничего, — вмешался дворецкий, — уверяю вас, сэр…
— Двигайте свечу вдоль окна, Ватсон! — воскликнул баронет. — Смотрите, и та также шевелится! Теперь будешь ли отрицать, негодяй, что это сигнал? Ну, говори! Кто твой союзник там! и в чем заключается заговор?
Лицо дворецкого приняло смело вызывающее выражение.
— Это мое дело, а не ваше. Я ничего не скажу.
— Так вы тотчас же уйдете из моего дома.
— Очень хорошо, сэр. Уйду, если так нужно.
— И вы уйдете посрамленным. Вам следовало бы стыдиться, чёрт возьми! Ваше семейство жило вместе с моим более ста лет под этим кровом, а я застаю вас тут в каком-то темном заговоре против меня.
— Нет, нет, сэр; нет, не против вас! — воскликнул женский голос, и миссис Барримор, более бледная, чем ее муж, и с выражением еще большого ужаса на лице, показалась в дверях. Ее массивная фигура в юбке и шали была бы комична, если бы не сила чувства, которую выражали ее черты.
— Мы должны уходить, Элиза. Всему конец! Можешь укладывать наши вещи, — сказал дворецкий.
— О, Джон, Джон, неужели я довела тебя до этого! Во всем виновата я, сэр Генри, одна я. Он делал все это ради меня и потому, что я его об этом просила.
— Так говорите же! Что это все значит?
— Мой несчастный брат умирает с голода на болоте. Не можем же мы дать ему погибнуть у самых наших ворот. Свеча служит ему сигналом, что пища готова для него, а свет там от него показывает место, куда ее отнести.