— Мисс Стьюк? Я инспектор Пенроуз из Центрального полицейского управления. Спасибо, что согласились встретиться со мной и к тому же без всякого промедления.
Прежде чем заговорить, Стьюк окинула инспектора пытливым взглядом. Он в это время изучал ее лицо, пытаясь понять: было ли его выражение действительно жестким и колючим или только таким казалось под впечатлением тех сведений, которыми Пенроуз о ней располагал. Так или иначе, Этель Стьюк явно не собиралась рассыпаться в любезностях.
— Ваши коллеги мне толком не объяснили, чего вы хотите. — Она отступила от двери, пропуская его в гостиную. — Но вы-то сами, наверно, знаете. — Годы, прожитые на побережье в Саффолке, ни на йоту не смягчили ее резкий лондонский выговор. — Чаю?
Очевидно, эта односложность родилась из привычных для нее окриков и приказаний, подумал Пенроуз, и даже ее предложение прозвучало как вызов. Арчи уже собрался отказаться от чая, но вдруг заметил в углу комнаты поднос с аккуратно расставленными на нем чашками, блюдцами и пирожными. Вполне вероятно, Этель Стьюк скорее лаяла, чем кусалась.
— Спасибо, с удовольствием.
Стьюк неторопливо заковыляла в кухню, а он, воспользовавшись ее отсутствием, принялся разглядывать комнату. Она оказалась причудливей, чем можно было ожидать от жилища человека, почти всю жизнь проработавшего в таком заведении, как «Холлоуэй». Хотя не исключено, что теперь, в старости, после стольких лет аскетизма, ей захотелось наконец наверстать упущенное и обзавестись приличной мебелью и всевозможными безделушками. Почти повсюду стояли какие-то украшения и горшки с цветами — в основном с фиалками, среди которых затесалась и парочка азиатских ландышей. Но больше всего Арчи заинтересовали книжные полки. Они были уставлены детективными романами Кристи, Сейерс и Аллингем, перемежавшимися с произведениями Фримена Уиллса Крофтса и Найо Марш, — и хотя среди них он не заметил романа Тэй «Человек из очереди», судя по вкусу хозяйки, можно было рискнуть обратиться к ней с просьбой Джозефины о встрече.
— Вы давно здесь живете? — спросил Пенроуз, когда она в конце концов вернулась в комнату, передвигаясь еще медленнее прежнего из-за того, что теперь опиралась на клюку лишь одной рукой, так как в другой несла чайник. — Похоже, очень милая деревушка.
Он едва сдерживался, чтобы не помочь ей, но так и не решился, сочтя, что старушка может принять это за оскорбление, а уж чего-чего, а оскорблять ее, едва начав беседу, ему вовсе не хотелось.
— Садитесь. — Она кивком указала на одно из кресел возле камина. Стьюк положила на блюдце фруктовое пирожное и поставила рядом с инспектором на столик. — Восемь лет назад я ушла на пенсию и переселилась сюда, к сестре. Пожалуй, тут неплохо. Только слишком много бездельников, и они не могут ничего лучшего придумать, как совать нос в чужие дела. Но я эту братию знаю. И знаю, как с ней обращаться. Им тут больше чаев не распивать. Мейбел-то умерла в январе. Такие вот дела.