— Нет. Разумеется, нет. — Джозефина поцеловала ее. — Чего еще мне желать? Нет, я думала не о своем прошлом, а о твоем — о том, через что тебе пришлось пройти, когда ты была замужем. Мне невыносима мысль о том, как он обращался с твоим телом, какую причинял тебе боль.
— Он истязал мое сознание, не тело. Именно там и остались шрамы. — Марта грустно улыбнулась и провела рукой по волосам Джозефины. — Но и они затягиваются. Каждый раз, когда ты на меня так вот смотришь, он от меня отступает еще на один шаг.
Джозефина не стала спорить: раз Марта хочет убедить себя в том, что ее прошлое способно так легко отступить, не стоит ее разубеждать. Однако Джозефине с трудом верилось, что Марте удастся избавиться от воспоминаний о муже — особенно о том, к чему он ее вынудил, удалив от нее детей, — и полностью изгнать эту тень из своей жизни.
— В любом случае «Холлоуэй» не лучшее место, чтобы избавиться от призраков.
— Кто знает. По крайней мере у меня было время подумать о том, что произошло. Помню, я размышляла: не потому ли я тебя люблю, что ты оказалась единственной связующей нитью между мной и моей дочерью, которую я не знала. — Марта улыбнулась. — Но скоро я поняла, что дело не только в этом. И еще, помимо всего прочего, ты мне стала дорога потому, что познакомилась с Элспет перед самой ее смертью. Я пыталась связаться с приемной матерью моей дочери, — нерешительно добавила она. — Я послала ей из тюрьмы несколько писем, но они вернулись нераспечатанными. А потом, когда вышла на волю, я отправилась в Беруик увидеться с ней.
— И что же? — тихо спросила Джозефина.
— Да ничего. Я не решилась. В конце улицы, где она жила, находился небольшой парк. Я просидела в нем часы, пытаясь набраться отваги, но у меня не хватило духа даже подойти к двери дома. В конце концов я села на поезд и уехала. — Марта сердито вытерла рукой слезы. — Если бы я так же легко отказалась от кое-чего другого, жизнь моя сложилась бы совсем иначе.
Джозефина поймала ее руку и нежно смахнула слезы с ее лица.
— Чего же ты от нее хотела?
— Я говорила себе, что хочу узнать о жизни Элспет. Вбила себе в голову нелепую идею, что если мы разделим с ней скорбь по утраченному ребенку, то сможем помочь друг другу. Нет, это все глупости. Я хотела, Джозефина, чтобы она меня простила. На самом деле, даже большего: я хотела, чтобы человек, близкий Элспет, обнял меня и сказал мне, что я не виновата в том, что случилось с моей дочерью. Спятила, наверное. С какой стати эта бедная женщина даже пальцем шевельнет, чтобы утешить убийцу ее дочери?