Когда она пришла в себя, то смутно почувствовала, что над ней кто-то склонился, и тут же этот кто-то схватил ее под мышки и, как инвалида, потащил к столу главной закройщицы. Ее резко водрузили на стул и куском материи завязали за спиной руки. Марджори попыталась было сопротивляться, но язык ее едва ворочался и из гортани вырывались лишь странные, незнакомые ей самой звуки. Лицо и ладони покрылись холодным потом, и хотя она поначалу сообразила, что этот пот выступил из-за того, что ее чем-то одурманили, девушке тут же стало казаться, будто дело вовсе не в дурмане, а в страхе, который медленно, но неотвратимо расползался по всему телу. Марджори отчаянно пыталась осмыслить происходящее, но между ней и лампой пролегла тень, и лишь когда эта тень отодвинулась в сторону, девушка поняла: то, что ей сейчас пришлось пережить, ничто по сравнению с тем, что ее ожидало. Свет от лампы падал на иглу, но не на тонкую, какие обычно лежали на столе Хильды Ридер, а толстую, рогожную, знакомую Марджори по тюремным временам. Рядом с иглой — по-прежнему в коробке — лежал купленный ею утром стеклярус. Коробку неторопливо подняли, открыли, и снова послышался тот самый звук, который она приняла за пересыпание таблеток, и Марджори в ужасе увидела, как перед ней на стол выплеснулась россыпь острых черных стекляшек.
Ожидание казалось невыносимым и облегчалось лишь тем, что она была безумно измождена. Больше всего ей теперь хотелось лечь и впасть в забытье, но Марджори привязали к стулу, а еще теплившееся в ней стремление выжить подсказывало, что она не должна терять сознание. Дышала Марджори теперь глубокими прерывистыми вздохами, и все же решила попытаться взглянуть этому кошмару прямо в лицо. То был ее последний вызов судьбе.
Руки, коснувшись ее лица, вдруг раздвинул и ей рот и стали запихивать в него горсть за горстью стеклярус. Острие бус резало ей язык, стекло скрежетало на зубах, и рот начал наполняться кровью. Марджори пыталась выплюнуть стекло, пока оно не успело пройти в горло, но крепкие пальцы сжали ей нос, и теперь, когда она могла дышать только ртом, девушка волей-неволей проглатывала стеклярус, чувствуя, как смерть расползается по всему ее нутру. На секунду руки отодвинулись, и она смогла вдохнуть воздух, но с этим вдохом вторжение стекла только усилилось; Марджори беспомощно закашлялась, и тут же пытка началась сначала. Ее голову отдернули назад, и, яростно разрывая ткань, в кожу ей воткнулась игла, поразив такой болью, перед которой все остальное вмиг померкло. Она почувствовала, как губы прошиваются ниткой, и ее стало тошнить, но рвоте некуда было вытечь, кроме как в нос и горло. Марджори ощущала, что постепенно теряет дыхание, и ноги ее стали бессмысленно биться об пол, отсчитывая последние минуты жизни. Но не успела она еще закрыть глаза, как у нее перед лицом снова появились руки, но уже не для физических мучений. Не в силах сопротивляться, Марджори, поддаваясь движению этих рук, повернула голову вправо и в подставленное ей зеркало узрела страшное, унизительное уродство собственной смерти.