Он и Мэри пришли к нему по просьбе самого Юнгера теплым июньским днем спустя девятнадцать дней после того, как Чарли положили в больницу. Он был симпатичным человеком лет сорока пяти, в хорошей физической форме благодаря регулярной игре в гольф. У него был сильный загар темного, дубленого оттенка. Руки доктора буквально заворожили его. Они были огромными и казались неуклюжими, но движения их (они плясали по столу, то подхватывая ручку, то пролистывая журнал предварительной записи, то лениво пробегая по гладкой поверхности инкрустированного серебром пресса для бумаг) отличала проворная грация, в которой было что-то отталкивающее.
– У вашего сына опухоль мозга, – сказал он. Он говорил ровно, почти без модуляций, но его глаза внимательно наблюдали за ними, словно он только что поджег бикфордов шнур мощной бомбы.
– Опухоль, – тихо и бессмысленно повторила Мэри.
– Насколько это опасно? – спросил он у Юнгера. Болезнь проявилась за последние восемь месяцев. Сначала были головные боли – редкие, потом более частые. Потом в глазах у Чарли стало двоиться – в особенности, после физических нагрузок. Потом – Чарли очень стыдился этого – он несколько раз мочился во сне. Но лишь когда временная слепота поразила левый глаз Чарли, покрасневший, словно закатное солнце, и утративший свой природный голубой цвет, они отвели его к семейному врачу. Семейный врач направил его на обследование. Вскоре появились и другие симптомы: фантомные запахи апельсинов и карандашных очисток, временные потери чувствительности левой руки, неожиданные помрачения рассудка, во время которых Чарли то начинал нести околесицу, то разражался детскими непристойностями.
– Очень опасно, – сказал Юнгер. – Вы должны подготовиться к самому худшему. Опухоль неоперабельная.
Неоперабельная.
Это слово до сих пор эхом отдавалось у него в ушах. Он никогда не подозревал о том, что у слов бывает вкус. У этого слова был вкус – неприятный и влажный, словно у недожаренного протухшего гамбургера.
Неоперабельная.
Юнгер сказал, что где-то в мозгу у Чарли есть колония злокачественных клеток размером примерно с грецкий орех. Если бы этот орех лежал перед вами на столе, вы могли бы расплющить его одним ударом кулака. Но он был не на столе. Он въелся глубоко в мозг Чарли, продолжая разрастаться с каждым днем и наполняя его непредсказуемой странностью.
Однажды он навещал сына в больнице во время рабочего перерыва – было это всего лишь через несколько дней после его госпитализации. Они разговаривали о бейсболе – обсуждали, смогут ли они поехать на серию плэй-офф Американской бейсбольной лиги, если местная команда туда пробьется.