Гравировал Кустодиев, разумеется, не только одних «купальщиц». Среди его работ — портреты артистов Ю. Корвин-Круковского, Н. Монахова, писателей В. Шишкова, А. Неверова, С. Подьячева, пейзажи — с фигурами людей, как «Осень» (по сюжету одноименной картины 1917 года), и без оных — «Волга».
Посвященную ему монографию Борис Михайлович послал в Астрахань Власову, сопроводив книгу теплым письмом: «Дорогой Павел Алексеевич! Посылаю Вам монографию, а вместе с ней и мою самую горячую и искреннюю благодарность за ту Вашу любовь и исключительное внимание, которое Вы высказали мне, когда я тридцать лет тому назад пришел к Вам совсем еще мальчишкой и нашел у Вас все то, что сделало меня художником: любовь к нашему искусству и фанатическое отношение к труду — без того и другого я не мыслю себе никогда принадлежности к этой почетной корпорации людей искусства. Не знаю, удалось ли мне сделать и выразить в моих вещах то, что я хотел, — любовь к жизни, радость и бодрость, любовь к своему, “русскому” — это было всегда единственным “сюжетом” моих картин…»[552]
Все, о чем упомянул Кустодиев в этом письме, все, что составляло основу его видения жизни и специфику его таланта, с замечательной силой и красочностью выразилось в законченном весной полотне «веская Венера». Еще в 1920 году были написаны небольшая картина под тем же названием, а также акварель «В бане». Однако в новом большом полотне фигура слегка склонившей голову женщины с пышными золотистыми волосами, струящимися вдоль ее тела, обрела красоту пропорций, вызывающую в памяти женские образы мастеров Возрождения. Тщательно выписан интерьер небольшой баньки. На заднем плане появились дополнительные детали — брошенные на скамью сорочка и расписанный розами платок. За маленьким окошком заснеженные деревья, церквушка, стоящая возле дома лошадь… Это полотно — вдохновенный гимн русской женщине, и ее образ выражает народное представление о красоте.
Заканчивая «Русскую Венеру», Борис Михайлович пишет портрет молодой женщины иного типа, невесты Кирилла Н. Л. Оршанской. Вся в черном, элегантная, меланхоличная, с утонченными чертами лица, она, в отличие от «Русской Венеры», которая ассоциируется с деревенской средой, воспринимается как характерное порождение интеллигентнорафинированной культуры большого города.
«Мой портрет, — вспоминала Оршанская, — надумал писать Кирилл. Борис Михайлович присоединился к нему, хотя я была моделью не в его вкусе: на его вкус слишком худа и бледна… Но тут ему понравилось сочетание бледности с черным бархатом, красиво и контрастно выделявшемся на светлом и легком фоне его мастерской. Работали они оба одновременно… Кирилл, как обычно, молчалив. Но зато с Борисом Михайловичем всегда интересно и просто, даже весело»