К концу года, несмотря на тяжелые бытовые условия, мы сделали удивительно много. Наш детектор усовершенствовали в научно-исследовательской лаборатории на Большой земле (так мы в шутку называем весь мир за пределами Зоны), и в ноябре уже пришли два десятка серийных приборов. Нам с Андреем удалось собрать и классифицировать десятки неизвестных жизненных форм. Результаты ошеломляли: на наших глазах в Зоне полным ходом шел невиданный эволюционный процесс – новая жизнь неистово рвалась в наш мир. И, самое главное, мы построили научный лагерь – единственный за всю историю Зоны.
В условиях, где большинство людей не способны протянуть и часа, мы умудрялись не только жить, но и совершать фундаментальные открытия. Это наши ребята той зимой вывели дискретную формулу аномальных процессов, которая впоследствии легла в основу единой теории аномальных полей. Именно благодаря нашим ученым люди смогли потом подавлять враждебную активность на небольших участках, делая их безопасными, и заблаговременно узнавать о грядущих выбросах.
Несколько слов о выбросе. Двадцатого декабря неожиданно резко вырос радиационный фон. К вечеру следующего дня припекало уже так, что мы приостановили все полевые работы. А следующей ночью наступил ад, и своей жизнью мы обязаны только Грохе.
Семен извлек правильные уроки из опыта нашей первой экспедиции. Едва мы сюда прибыли, он дал распоряжение своим бойцам исследовать окрестности в поисках укрепленных подвалов, подземных сооружений и прочего. Даже запросил из Киева подробные карты Генштаба. Неподалеку от лагеря нашлось небольшое озерцо со старым заброшенным пансионатом на берегу. Здание оказалось крепким, но главное, под многоэтажным комплексом находился глубокий железобетонный подвал. Впоследствии он нам очень пригодился.
Подвал привели в порядок, внутри оставили припасы и три десятка аварийных комплектов. Поздним вечером, едва стрелки на датчиках микроволнового излучения поползли вверх, Гроха приказал немедленно начать эвакуацию. Мы ковыляли полкилометра со всем своим «непосильно нажитым» добром зимой, по колено в снегу, да еще и в кромешной тьме. Но на темноту долго жаловаться не пришлось. На горизонте полыхнуло так, что мы едва не ослепли.
Свет был белым, нестерпимо ярким, как от ядерного взрыва, таким, что в голове зашумело, а из носа струей брызнула кровь. Кто-то свалился без сознания, кто-то, опустившись на колени, обхватил голову руками и громко кричал. А через минуту, когда свет потух, мы торчали посреди двора главного корпуса, как стадо безмозглых баранов, почти ослепшие, оглохшие и полностью деморализованные. Присутствие духа сохранили считанные единицы, среди которых я услышал зычный бас Семена и громкий, властный голос своего помощника. На пару они растолкали охранников и повели группу в укрытие. На пороге подвала я невольно задержался, чтобы глянуть на горизонт. Нестерпимый ужас гнал меня, как дикого зверя, под землю, в нору, но даже страх померк перед тем грандиозным зрелищем, что разворачивалось на севере.