— Помощник толковый требуется. Пойдешь? — спросил Дерябина Семенов.
— Срок не вышел. А вы ждать-то не станете, — огорчившись, ответил Дерябин.
В скором времени купец третьей гильдии Семенов купил за двенадцать рублей участок в четыреста квадратных саженей для строительства дома и хозяйственных зданий. Купил по дешевке — по три копейки за квадратную сажень — и приглянувшийся луг с двумя озерами.
Дом Семенову строили Прохор, Дерябин и еще несколько солдат, взятых для подсобных работ — распиловки бревен, заготовки леса, подвозки его к участку. Семенов облюбовал Прохора еще в первые дни своего приезда.
Калитаев строил церковь. Город на берегу океана начинал свою жизнь не с кораблей, а с божьего храма. Еще не было ни одного мало-мальски благоустроенного жилища на новом берегу, но зато вырастали стены церковного дома, и Семенов с видом знатока глядел на искусную работу Прохора. Купец отпросил его с Дерябиным у постового начальника. Тот согласился.
Дерябин был у Семенова не только плотником, но и чем-то вроде приказчика. Яков Лазаревич доверял солдату и хвалил его за хозяйственную жилку.
Как-то вечером, возвратясь в казарму, Прохор стаскивал с ног сапоги и нечаянно свалил дерябинский туесок. Из него посыпались на пол гвозди. Услышав грохот, вбежал с улицы Дерябин. Он покраснел до ушей, потом стал собирать гвозди и складывать их обратно в туесок.
— Украл? — задыхаясь от злобы, спросил тихим голосом Прохор.
— Не обедняет небось, — с деланной веселостью отшутился Дерябин.
Прохор долго молчал, дышал хрипловато, сдерживал гнев. Если бы он сейчас дал волю бушевавшему в душе чувству, то, верно, избил бы Дерябина до полусмерти.
По его требованию Дерябин гвозди отнес и положил их в ящик, откуда взял. Только те, что украл раньше, он успел продать хозяину шаланды, на которой плавал за морской капустой Семенов. Вырученные несколько копеек, завязанные в тряпицу, покоились в голенище сапога.
Так начал Дерябин свою охоту за деньгами.
Притихший, словно бы дремотный, неторопливо увядал золотой сентябрь, месяц красных медуз в бухте, незатуманенных далей, яркого, но не жгучего солнца. По-осеннему густела утрами синева моря. Окунувшийся в воду край неба ненасытно впитывал холодную морскую синь. Обесцвеченная солнцем, она раздольно растекалась в вышине прозрачной, трепетной голубизной.
Прохор отмечал пока еще едва уловимые приметы осени. Ночи теперь надвигались на Владивосток прохладные, с высоким, просторным небом, вмещавшим великое множество накаленных добела звезд. Яркость их меркла, когда из-за сопок выкатывалась голубоватая поздняя луна. Иногда с ее появлением загорались негреющим белым огнем тончайшие перистые облака, такие недосягаемые, что казалось, будто они висят серебряным кружевом по ту сторону луны, близ самых звезд. Утра стояли тихие, росные, в бурьяне и меж ветвей кустов повисали паучьи сети. Предутренняя роса щедро нанизывала на каждую паутинку свои стеклянные бусинки. Днем в спутанные заросли трав, в шумливую листву деревьев падали золотые дожди солнечных лучей. Солнце слегка желтило и подсушивало зелень лесов и полей. Ветры приносили из-за Амурского залива тревожные, горьковатые запахи лесных пожаров и степных палов, смешанные с ароматом подвяленных трав и солоноватыми испарениями моря.