В один из таких, словно отлитых из золота дней в бухте показалась знакомая шаланда Семенова. Темные бревна ее бортов были покрыты осенней солнечной позолотой, а паруса из грязноватой залатанной ткани казались парчовыми. Но как только шаланда причалила к берегу, она опять обрела свой обычный вид.
Семенов приехал из Ольги не один. Он привез с собой девушку лет двадцати — двадцати двух.
Прохор порядком удивился, увидя рядом с купцом молодую дивчину. Непонятное ревнивое чувство кольнуло сердце: неужто сероглазая, темноволосая деревенская эта красавица со смуглым лицом, пугливо посматривающая на дремучий лес, — жена или полюбовница клювоносого, лысеющего лавочника?
Но Семенов сам развеял подозрения Прохора:
— Кухарить будет на первое время. Семейство ее вовсе избеднялось: с Уссуры в Ольгу перебрались, прослышали, будто там жизнь уж очень хорошая. А какая там жизнь? Нищета и запустенье. Может, со временем, конечно, что и будет…
Девушка стояла на борту грязной шаланды, склонив голову, не подымая глаз, и во всей ее фигуре было видно покорное отчаяние: деваться некуда, надобно смириться с тем, что произошло, но смириться трудно и страшно.
На берегу толпились солдаты. Женщин здесь не было вовсе, и появление молодой девушки вызвало настоящий переполох. Прохор подумал, что трудно будет дивчине уберечься от людей, истосковавшихся по женской ласке: «Зря купчина девку сюда привез, на посрамление».
Семенов попросил Прохора помочь донести вещи. Прохор с охотой согласился. Он проводил Семенова до его заимки, занес вещи в дом, постоял немного, потом направился к двери. Обернувшись, сказал девушке:
— Ты береги себя. Зря на улицу не ходи.
Девушка посмотрела на Прохора с благодарностью.
— Если обидит кто — скажи, проучу негодника, — обещал Прохор на прощанье.
И зачастил Прохор на семеновскую усадьбу. Придет, а Ксеньюшка не таит своей радости. Привязалась сердцем, прибилась к сильному и надежному человеку, как оторванный от дерева листок к тихому берегу лесного ручья.
Поднялся однажды на вершину знакомой сопки Прохор и принялся вырубать, раскорчевывать небольшой участок. Оставил нетронутым стройный ствол широколистного монгольского дуба и рядом с ним поставил свой домишко. Срубил его по-деревенски, в лапу, без особых хитростей. Взвился к небу синеватый дымок нового жилья.
Бесснежным зимним днем в дверь Прохорова домика постучали. Прохор открыл дверь. На пороге стояла Ксеньюшка.
— К тебе пришла. Не прогонишь?
Жили дружно. А через год в Успенской церкви, построенной Прохором вместе с матросами «Гридня» и друзьями-солдатами, Калитаевы крестили сына. Прохор назвал его Степаном — в честь Степы Макарова, о котором хранил добрую память. Сын удался лицом и широкой костью в отца, только цвет глаз взял у матери — серые, с темнинкой, как море в пасмурную погоду…