— Есть у нас еще такие командиры, — говорил многозначительно Кочкин. — Ведут они наш корабль на верную гибель. Только я так думаю, что нам от того прямая будет выгода. Придет час — и сами взойдем на ходовой мостик. А командиров — на дно, как в пятом году.
В глазах Кочкина загорался зеленоватый огонь. Егору становилось неспокойно на сердце — от зеленых глаз Кочкина, от его рыжей жесткой копны волос и белых, точно обсыпанных мукой, ресниц, от всей его угрюмо сгорбленной, могучей фигуры, как бы сделанной из меди, даже голос у него был медный, гудочный какой-то.
Егор присматривался к Кочкину, душу перед ним не раскрывал: кто знает, каков человек. Да и сам Кочкин был не особенно словоохотлив: «да», «нет» — вот и весь разговор. Похоже, что и он опасался…
Владивосток был теперь единственным, после потери Порт-Артура и Дальнего, тихоокеанским портом России, и правительство стало уделять ему больше внимания. Ширились торговые операции, увеличивался грузооборот, росла нужда в судоремонтных средствах. Возрастала потребность и в рабочих руках.
В мастерских с каждым годом прибавлялось рабочих. Военное ведомство завозило их из различных городов России. Владивосток обретал черты большого города. Лик его был смешанный, европейско-азиатский. Тысячи китайских рабочих, селившихся в кварталах Миллионки, придавали городу схожесть с Шанхаем. Город был шумен, многолюден, кипуч. Громыхали по центральной улице трамваи, ярко горело электричество — все это было заведено здесь перед войной 1914 года. А во время первой мировой войны, в связи с немецкой блокадой русских европейских портов, Владивосток и вовсе расцвел, сделавшись открытым портом и центральным пунктом всех военных и коммерческих перевозок.
Работали на оборону и судоремонтные мастерские военного порта. Почти все рабочие были переведены на положение военнообязанных. И без того тяжелое их положение ухудшилось во много раз. Люди роптали, возмущались, протестовали. Егор с волнением прислушивался к разговорам и не раз сам вставлял острое словечко. Он видел, как неудержимо закипали человеческие чувства и страсти. Казалось, добавь немного огня — и произойдет взрыв.
Из Владивостока отправлялись в европейские порты для участия в войне корабли Сибирской военной флотилии. Перед дальним плаванием их ремонтировали в мастерских. Матросы и рабочие на судоремонте, несмотря на усиленную полицейскую слежку, тайно показывали друг другу окопные письма, извещения о гибели родных и близких. Рабочие мастерских вдоволь насмотрелись на мордобой и произвол на военных судах. А матросы видели, что и положение рабочих ничуть не лучше, чем их собственное.