Вспомнив сейчас об этом, Егор улыбнулся: сопки стояли обнаженные, без единого кустика, а ветер неугомонно метался над Орлиным Гнездом и готов был поднять в воздух самого Егора.
Окопы были отрыты в свое время по всем правилам фортификационного искусства. Но сейчас каменная кладка обвалилась, дождями намыло щебень, на дне рвов густо росла душистая ромашка и серебристая полынь. Среди обрушившихся каменных стен Егор различил группу людей. Некоторые были ему хорошо знакомы. Егор только сейчас узнал, что многие из его товарищей по работе были связаны с большевистским подпольем.
Люди сидели тесным кружком. Переговаривались вполголоса, чтобы не обнаружить себя. Потом один из товарищей — приземистый, с крупной головой, с чистым и открытым лицом, похожий на рабочего и по обличью и по одежде, — взял слово. Это и был Костя Суханов. Егору он понравился. Он сумел просто и понятно объяснить многое из того, в чем сам Егор разбирался плохо. Калитаев верил каждому слову молодого большевика — так честно и правдиво говорил он.
Заслушавшись, рабочие не заметили, как место собрания было оцеплено жандармами и полицейскими. Егор и еще несколько рабочих попытались вырвать Суханова из рук жандармов. Но безуспешно. Полиция арестовала, более двадцати участников собрания.
Егор шел в тюрьму мимо своего дома. Шел без страха и уныния. Он твердо ступал по каменистой земле, поросшей сладковато-пахучей ромашкой и горькой полынью.
Перед его глазами простирался вечереющий, весь в багрянце и золоте Амурский залив. За темными сопками Русского острова рокотало невидимое в вечерней фиолетовой дымке Японское море, а за ним, уже где-то в неизмеримой отдаленности, бушевал вечно штормовой Тихий океан.
Поместили Егора в одной из камер того самого корпуса, на постройку которого он чуть было не нанялся в голодные дни 1908 года. Окно камеры выходило прямо на вершину Орлиного Гнезда. Когда он присмотрелся, то в сумраке своего нового жилья увидел Кронштадтца. Первую минуту друзья стояли молча. Потом обнялись крепко, по-братски. И снова, как в ту памятную ночь после расстрела шестнадцати, проговорили до рассветного часа.
На восходе солнца Егор поднялся к окну, глянул в сторону родного дома. Из-за сопки виднелись кусочек крыши и зеленая шапка дедовского дуба. Утреннее солнце подожгло его листву, и она была похожа на бездымное пламя костра. Потом на склоне сопки появилась крошечная фигурка. Егор без труда узнал Андрейку. Мальчонка постоял немного, освещенный восходящим солнцем, и вприпрыжку побежал беззаботно к гололобой вершине Орлиного Гнезда, к тому месту, где вчера вечером получил первое боевое крещение рабочий Егор, отныне — большевик Егор Калитаев.