Последний раз, когда он звонил домой из Перуджи, мама сказала, что бабушка очень плохо себя чувствует и, видимо, ей недолго осталось. Это может стать благовидным предлогом для его внезапного возвращения домой, и в глазах родственников он будет выглядеть заботливым внуком. Он мечтал, как на заработанные деньги купит машину и квартиру или, по крайней мере, снимет симпатичную квартирку с видом на Темзу. Он очнулся от радужных фантазий, увидев идущую ему навстречу собаку — того самого пса, которого они со стариком отвезли в Рим почти три месяца назад. В первое мгновение он просто не поверил своим глазам.
Тимолеон Вьета, поджав хвост, попытался проскользнуть мимо по краю дороги. Босниец мысленно расхохотался, однако на его лице не появилось и тени улыбки. Он подошел к изможденному животному, наклонился, сгреб в кулак жидкую шерсть у него на загривке и рванул вверх. Задние лапы собаки безвольно повисли в нескольких дюймах от земли. Пес был тощий, слабый и совсем легкий. Его грязная свалявшаяся шерсть кое-где вылезла, так что была видна сероватая кожа. Пес рычал и пытался сопротивляться, однако сил у него почти не осталось, и враг железной хваткой держал его за загривок. Костяшки пальцев на руке Боснийца побелели.
— Я из Боснии, — сказал Босниец.
Удерживая на вытянутой руке извивающееся тело дворняги, он сбросил с плеча сумку и стал шарить внутри в поисках ножа. Нож был завернут в старый носок, служивший Боснийцу ножнами. Он приставил нож к шее собаки примерно на уровне правого уха, надавил на рукоятку, чувствуя, как острое лезвие проходит сквозь шерсть и погружается в мягкую плоть, и одним резким движением, вложив в него всю силу, от уха до уха перерезал псу горло. Мощная струя крови вырвалась из раны и залила руки и футболку Боснийца. Пес издал какой-то булькающий звук, дернулся и затих. Босниец разжал пальцы, и обмякшее тело упало ему под ноги.
— Я родом из Боснии, — сказал он и пнул тело носком ботинка. — Я босниец. — Он начал топтать собаку. — Я убиваю собак. — Он почувствовал, как под его подошвами хрустнул череп Тимолеона Вьета. — Это мой инстинкт. — Он поддал тело ногой и швырнул его на середину дороги.
Мертвый пес лежал на боку, остекленевший глаз закатился вверх, словно Тимолеон Вьета смотрел на небо. Заметив это, Босниец с размаху всадил нож в глазницу — раз, другой, третий, он кромсал глаз до тех пор, пока тот не превратился в кровавое месиво и не перестало казаться, что мертвый пес смотрит на небо. Он надел свежую футболку, грязной футболкой стер кровь с рук и локтей, швырнул ее на землю и зашагал прочь.