Ветрон кивнул и что-то передвинул в воздухе над пультом.
— Говорите.
— Триста сорок один восемнадцать вызывает спасательную службу. — Барков еще несколько раз повторил вызов, прежде чем пришел ответ:
— Вас слышим. Переключаем на спасательную службу. Оставайтесь на этой частоте.
— Спасательная служба, оператор Канавина.
— Здесь Триста сорок один восемнадцать. Код пятьсот сорок один.
— Принято, Триста сорок первый. — Голос девушки оператора, казалось, звенел от напряжения. — Точка посадки шесть-восемь. Сопровождение выслано.
— Шесть-восемь мало. — Анатолий прикинул размеры аварийной полосы омского завода. — Мне нужно не меньше чем на три-десять, а лучше восемь-ноль.
— Ждите, — отрывисто бросила оператор и замолчала на несколько минут. — Ваша точка восемь-ноль.
— Принял. — Анатолий ткнул пальцем в экран. — Нам сюда. Когда подлетим поближе, увидите большую площадку. Мимо не промахнемся.
Подмосковный летно-испытательный центр имел самую большую площадку в России. Поле — два километра на километр, где иногда проходили авиационные выставки и репетиции парадов. Этой ночью пространство над ним вдруг вспыхнуло сотнями прожекторов, и ночную тишину разорвал грохот сапог по бетонке. Поднятые по тревоге подразделения убирали с поля технику, занимали свои места и, согласовав сектора, замерли в тревожном ожидании. Наконец воздух над бетонкой словно сгустился, и из этой черноты в свет прожекторов плавно опустился невиданный корабль, занявший почти половину пространства. Через несколько минут створка люка медленно опустилась на землю, образуя пандус, и по нему из корабля на землю спустились двое в российском камуфляже и присели на краю, словно вышли из дома покурить.
— Братва, это ж десантура! — Механик-водитель командирского БТР-122 не мог сдержать своего восхищения. — Наши!
Несмотря на то что водитель тут же получил заслуженный подзатыльник от командира батальона, многие солдаты и офицеры начали вставать и размахивать беретами и оружием.
А командир полка, который должен был призвать всех к порядку, лишь вылез на броню, снял берет, достал сигареты и закурил, жадно затягиваясь табачным дымом. Он, как никто другой, понимал, что захват такого корабля — это если и не конец войне, то начало конца безусловно. А это значит, что не будет больше похоронок по российским семьям и молодые ребята не будут превращаться в инвалидов.
В этот момент над полем завис скоростной вертолет и, почти не снижая скорости, точно притер машину в пятидесяти метрах от раскрытого люка.
По тому, как подскочил Барков, Шнур понял, что прибыло вовсе не простое начальство, и тоже встал рядом по стойке смирно.