Проснувшись утром, Митя первым делом отправился в комнату, где ночевал инспектор, и вместо Леонидыча нашел аккуратно застеленную кровать. На покрывале лежала записка: «На причале в 8.00». Старый моряк проснулся чуть свет и покинул коттедж.
После вчерашних посиделок похмелья не было, хотя выпили они изрядно: когда опустела бутылка скотча, Митя заказал еще одну. Голова не болела ни утром, ни после завтрака. Видимо, сказывался живительный эффект лесного воздуха, о котором столько писали рекламные буклеты Istra Park.
Около восьми Савичев уже маялся на причале, ловя на себе любопытные взгляды ранних посетителей пляжа. Подъехавший Леонидыч выглядел бодрым и активным. Вчерашние посиделки на его внешности тоже не отразились. Наоборот, в надвинутом на лоб кепи и эмблемах ГИМС на одежде он выглядел деловито и сурово, как и подобает представителю власти.
– А почему на пристани сегодня встречаемся? – спросил Митя, перебираясь на бак, пока инспектор багром придерживал катер у мостков. – Договорились с Абрамовым? Он разрешил?
– Срал я ему на лысину с кормовой мачты, твоему Абрамову, – недовольно бросил Леонидыч. – Тут серьезные дела творятся. На мелкие разборки времени нет. Давай побыстрее!
Пока Митя устраивался на своей лавке и застегивал жилет, инспектор объяснил, что встал пораньше, чтобы заправить топливный бак и зарядить воздухом баллоны. Про боеприпас для гарпунного ружья он рассказал еще вчера: пока не готов, есть проблема с монтажом детонатора, но Вова решит ее в течение сегодняшнего дня. Затем Леонидыч запустил мотор, они обогнули мыс и занялись осмотром лесистого берега. Сначала нырял Леонидыч, а когда он устал, наступил черед Мити.
Вода пугала Савичева меньше, чем вчера. Через борт он перевалился без опаски, уверенно и слегка небрежно, подражая Леонидычу. Однако на глубине напускной вальяжности заметно убавилось. Его плавание по-прежнему было неуклюжим, сигнальный линь цеплялся за коряги, ласты поднимали муть. Да еще мрачная глубина, куда не дотягивались солнечные лучи, вызывала в нем оторопь и сжимала ледяными пальцами затылок.
И все же, несмотря на это, каждая минута, проведенная под водой, отвоевывала территорию у страха. Каждая минута добавляла Мите опыта и уверенности. Он погружался все глубже, заглядывал во все более мрачные места и чувствовал, что осваивается в этой двойственной стихии, убивающей и создающей жизнь. Он становился ее частью, ее полноправным обитателем. Временами Митя даже ощущал короткие приливы блаженства. Плавные движения, размытые формы, глухие звуки, доносящиеся издалека, словно возвращали в материнское чрево – уютное, заботливое, родное.