Залетел он сюда за святое дело: отомстил убийце собственного отца. Поэтому арестанты сразу приняли его с полным уважением и почетом. Когда он прибыл, смотрел за зоной Лебедь — представитель серьезной питерской братвы, неосмотрительно «засветившийся» в Тиходонске. Он сразу взял духовитого пацана в свою пристяжь, тем более, что хорошо знал Валета. Потом приблизил, возвысил над другими, долгими пустыми вечерами учил «понятиям» и тер «за жизнь». И за смерть, кстати, тоже. Иван несколько раз рассказывал, как он «мочил» Питона: как выследил, подстерег, как перестреливался и как всадил в гада целую обойму. Лебедь внимательно слушал, кивал, хлопал по плечу, иногда задавал уточняющие вопросы.
— А как ты его вычислил? А в блудную не попал? Может, про него пургу прогнали? — и сверлил пронзительным взглядом.
— Какую пургу?! — возмущался Иван. — У него волыну нашли, из которой отца застрелили!
— Ну да, ну да… Тогда другое дело… Только зачем он ее дома держал?
— Откуда я знаю… Может, еще нужна была…
— Да-а… В жизни всяко бывает.
Среднего роста, среднего телосложения, с гладким ухоженным лицом, Лебедь не походил на блатного. Если одеть в хороший костюмчик с крахмальной рубашкой и галстуком, то будет вылитый прокурор. Причем прокурор крутой, от такого пощады не жди. Иван никогда не спрашивал, за что он сидит, да и другие об этом не болтали. Но срок у него был тяжкий — пятнадцать лет. Хотя держался он так, будто вот-вот ждал освобождения. И точно: через год дело пересмотрели, и его освободили по чистой.
На прощанье Лебедь заставил Боцмана выучить свой телефон, обнял, похлопал по спине.
— Если припрет, звони! — глядя в сторону, сказал он. — Только лучше бы не приперло настолько!
Боцман так и не понял, что он хотел сказать.
При новом Смотрящем ему тоже жилось неплохо, а тут подошло время условно-досрочного, и хотя, по старым правилам, пользоваться УДО настоящему пацану западло, Иван на это глупое правило наплевал.
Освободившись, он зашел к матери, пообедал и отправился в речной порт, к Гарику. Тот ощерился в своей страшной бульдожьей улыбке, пожал руку, расспросил о том, как «топтал зону», и… попрощался. Правда, протянул напоследок сто долларов, но Боцман не взял.
Во дворе его обступили речпортовские пацаны: что да как…
Да никак!
Удивились, покрутили головами и разошлись — сразу у каждого нашлись какие-то дела.
Куда идти Ване Кваскову? Обратно в «речугу», доучиваться? Или наниматься матросом на сухогруз или танкер? Да нет, это осталось все в прошлой жизни.
Боцман ткнулся к Карпету, потом к Корейцу, но напрасно. При всем уважении к молодому Кваскову одна непонятка путала все дело: почему Гарик не взял сына бывшего бригадира? Ему по всем правилам — прямая дорога в речпортовские. А раз туда не берут, значит, есть какая-то причина. Потому лучше поопаситься…