Невелики и невидны должны быть искажения сии, однако демон, увидев знакомую и споспешествующую ему руну, возрадуется, попытавшись почерпнуть силы, но, вобрав знак в себя, лишь ослабеет.
Начертив тобой выбранные руны, жди, читатель, пока к тебе не явятся те, что поистине достойны твоих усилий…»
Что ж, первое он исполнил. Руны начерчены — у головы, под левой подмышкой, у правой ладони и меж слегка разведённых ног. Матфей ждал, закрыв глаза и доверившись слуху. Страх, несмотря на все усилия, ушёл, остались лишь детские азарт и жажда борьбы. Согласно книге, это было плохо, «ибо лишь страх дарует тебе неуязвимость», но Матфею отчего-то стало всё равно. Он победит, не может не победить! А уж в согласии с написанным ли, по-своему ли — значения не имеет.
Тёмные крылья сомкнулись в поднебесье, мрак заволок Беймарнскую пущу, но даже с закрытыми глазами видел Матфей белёсые дымки, курящиеся над трещинами, дуплами и норами, над чёрными провалами, где за каждой невинной дырой, куда кулак-то едва пролезет, крылся ход в глубочайшую преисподнюю.
Ну, идите же, идите, беззвучно шептал Матфей. Я тут, одинок и беззащитен. Лёгкая добыча. Те, кто потерпел неудачу вчера, они слабы. Вы сильны, вы справитесь. Идите же!
Сквозь сомкнутые веки он, несмотря ни на что, видел проступившие над лесом звёзды, видел даже сквозь облачную пелену. Колючие лучи осторожно пробирались к основаниям и корням мёртвых деревьев, и в их слабой тени Матфей разглядел медленно ползущие чёрные пятна.
Протяжный вой, скребущий, словно железом по стеклу. Он понижается, переходя в рык, голодный и свирепый. Ненависть растекается по лесу подобно пролитой крови, демоны приближаются с трёх сторон; двое из них слабы, подобно вчерашним, но один, один…
Его голод тянется к Матфею, подобно рукам. Демон словно обращает во плоть собственную алчбу. Его презрение Матфей ощущает, подобно жару очага. Тварь уверена в победе. Двое мелких прихлебателей надеются полакомиться остатками пиршества более крупного и сильного сородича, сородича, никак не собрата.
Вой близится, совсем как в прошлую ночь. Нет, совсем не так, потому что Матфей Исидорти отнюдь не торопится умирать от ужаса. Он ждёт врага, он готов к бою.
Сегодня ему надо не просто выжить, не просто отогнать явившихся по его душу.
Демон всё ближе, и холодные щупальца ползут по земле, всё ближе и ближе к Матфею. Ему кажется — за ними остаётся скользкий мерзкий след, словно от неведомых змей, только что высунувшихся из поганого болота. И приближался он совсем не так, как его менее удачливые собратья. Часть его, похоже, ползла под землёй, пробиралась неведомыми ходами и норами, выныривая из дыр чёрными дымами, сливавшимися, делящимися, прячущимися вновь и вновь появляющимися — вокруг Матфея словно плёлся какой-то невообразимо сложный узор тёмных нитей, незримых, видимых лишь когда совершался очередной стежок. Над землёй и под землёй, демон подползал всё ближе, холодные струйки осторожно касались Матфеевых щёк, отдёргивались, словно в испуге — притворном испуге, разумеется.