Собеседник специального представителя ничего не ответил, промолчал.
— И все-таки вы, афганцы, все скопом — пуштуны, таджики, белуджи, хазрейцы — дикие и нецивилизованные люди, — добавил майор, чтобы как-то вызвать Талагани на предметный разговор. — Рубить человеку голову в просвещенном XX веке и бросать ее под копыта жеребца — невероятная лютость.
— Ваши соседи по европейской цивилизации — французы до сих пор используют адскую машину доктора Гильотэна, и у вас это не вызывает такого возмущения, — возразил адъютант.
— Да, я совсем забыл, любезный Барзак, что вы учились во Франции и всегда найдете, что мне возразить, — снисходительно сказал Смоллетт. — Я, признаться, всегда недолюбливал французов, и нет-нет да и называю их про себя лягушатниками.
— В этом вы не оригинальны, мистер Смоллетт.
— А я и не претендую на оригинальность, — парировал граф. — Французы наши союзники по Антанте, но это было десять лет назад. Сегодня мир изменился настолько, что следует задуматься о его дальнейшей судьбе. В то время как мы — истинные поборники цивилизации и демократии, делаем все, чтобы он не расползся по швам, наши, как вы выразились, соседи миндальничают с Советами, пытаются выстраивать с ними новую систему коллективной безопасности. А какая это безопасность, когда медведь-шатун, выкуренный зимой из своей берлоги, пытается влезть в ваш дом и все в нем сокрушить.
— Я понимаю, что ваше возвращение в нашу страну связано с тем, что вы будете пытаться контролировать и сдерживать русских на их южных границах. — Талагани учтиво склонил голову в сторону своего собеседника.
— Вы на редкость проницательны, любезный Барзак. — Смоллетт явно чувствовал себя выше своего визави и всячески это демонстрировал. — И я надеюсь, что это возвращение будет триумфальным. В истории Афганистана открывается новая страница.
В это самое время палач схватил окровавленную, раздробленную голову Бача-и Сакао за краешек все еще прочно сидевшей на ней чалмы и положил ему на грудь, затем накрыл обезглавленное тело конской попоной. Голова, лежавшая меж скрещенных рук мертвеца, зловеще бугрилась под ней.
— Эти ваши слова в антураже только что состоявшегося действа глубоко символичны. — На утонченное хамство британца афганец пытался отвечать тем же. — Новая страница открыта, а старая прикрыта старой, пропитанной лошадиным потом попоной. Но ведь еще год назад вы столь же рьяно, как и теперь моего повелителя, поддерживали этого таджикского выродка, проча ему кабульский трон. Не так ли, уважаемый мистер?
Беседа явно переставала быть томной, но Смоллетт намеренно решил не менять ее тональность.