Реакция горбуньи оказалась... эффективной. Убрав миску и ложку, она переставила светец поближе и... полезла мне в рот руками. Я и мявкнуть не успел. Пока она своими пальцами ковырялась в моих зубах, я пытался вспомнить - а мыла ли она сегодня руки? Чёрная кайма под ногтями была, но небольшая. Поскольку и сами ногти коротко острижены. Точнее - обгрызены. Пока она у меня перед носом ложкой манипулировала - разглядел. Видно что с маникюром у неё проблем нет. Ввиду полного отсутствия оного. Как в птичнике своём за печкой у курей чистила - слышал. А вот плеска воды после этого - нет.
Тем временем моя птичница-стоматолог вытащила, вывернула, выковыряла из меня штук 8 зубов. Разных. Практически без боли. Отсела на лавку у противоположной стенки и начала разглядывать свою добычу.
Картина маслом: "Бодайбо. Алмазодобытчики вскрыли "Трубку мира" и думают: "ё-моё"". Деточка, ну откуда у меня там алмазы? Есть умельцы, которые камушки через таможню таскали. Но они же это же на другом конце пищеварительного тракта делали. Может, тебе и туда заглянуть? Горбунья подняла на меня глаза и...
"Из глаз её горькие слезы
Ручьём полились на лицо".
Точнее - двумя ручьями.
Честно говоря, я как-то растерялся. Как-то давненько никто "не плакал обо мне". О моих проблемах, попаданиях, зубах тех же... Конечно, плач женщины это вообще говоря... не эстетично. А когда у неё еще и нос на бок свернут, и кончик перебитый висит... А на кончике уже и сопля собирается...
Но глаза-то светлые, ясные. Слезы-то горькие, искренние... Как-то поддержать, утешить... И тут я сдуру ей улыбнулся. Ободряюще. Горбунья взвилась с места как истребитель вертикального взлёта, шарахнула в меня моими же зубами веером - только пулемётная дробь по стенке - и выскочила вон. Тук-стук-грюк и аж дальняя входная дверь хлопнула. Мда... А что бы вы хотели? Вы представляете себе улыбку лежащего на смертном одре синюшного лысого подростка в исполнении половины зубов?
Диктуя записки эти положил я себе за правило точно и детально восстановить события и мои собственные чувства того времени. Отнюдь не изменяя их в угоду мнениям и суждениям даже и нонешним собственным. Не нарушать писания сего знаниями, обретёнными в иные, последующие времена. Однако здесь полагаю необходимым отступить от своего же собственного правила и указать на две вещи.
Одна весьма конкретная: я в те времена совершенно не представлял себе причину слез этой женщины. Не имел никакого представления о её планах, для коих сие событие произошедшее представлялось угрозой. И это хорошо, ибо сказано у Екклесиаста: "Умножающий познания - умножает печали". Поделать я ничего не мог, находясь в те поры в состоянии совершенно немощном. Да и - в несмысленном. Печалей же у меня и без того довольно было.